РОДИТЕЛИ
Мои
родители встретились у черта на рогах – в городке Дружба. Это Казахстан,
китайская граница. Мама моя закончила мединститут им. Молотова в Алма-Ате, а
папа – Киевский «медик». И вот пути моей мамы, сибирячки, и папы-украинца
пересеклись в такой глуши. Вскоре я был рожден в другом маленьком казахском
городке Арысь, Чимкентской области, куда перевели родителей. О том периоде мама
рассказывала всегда со смехом.
В
Арыси непонятно почему было много одесситов. Конечно, блатных. И когда по
воскресеньям устраивали танцы, они обязательно заводили драку – как еще
развлечься? Кто-то начинал, орал: «Оба-на!», и все одесситы кидались туда и
лупили всех подряд. В понедельник у врачей местной маленькой больницы было
полно пациентов, в основном с резаными ранами.
А
еще там водились наркоманы, о которых в СССР тогда практически никто не знал.
Ну, в Средней Азии они всегда имелись. И частенько приходили просить морфия или
другого дурмана. Мой папа, будучи каким-то медицинским начальником, свирепел от
этих просьб и выбрасывал нариков из больницы вручную. Вообще-то они были
безобидными, но однажды один из них, доведенный до отчаяния ломкой, влез в окно
с топором и потребовал морфия. Мама ему выдала (куда деваться?), он, довольный,
вылез обратно и удалился. Потом, правда, в благодарность привез телегу дров
(отопление такое было).
Я
прожил в Казахстане первые восемь месяцев своей жизни, после чего навсегда
перебрался (с родителями, естественно) на Украину, в славный город Конотоп.
Что
интересно: когда я говорил, что родился в Казахстане, меня удивленно
спрашивали:
–
А ты что, казах?
На
это я отвечал:
–
А если бы я родился в Африке, вы бы думали, что я негр?
РАННЕЕ ДЕТСТВО
Мое
первое самовосприятие относится примерно к двухлетнему возрасту. Я помню
московский вокзал, на котором мы останавливались проездом из Конотопа в
Алма-Ату, где жили мои бабушка и дедушка. Тогда на вокзале, Киевском или
Казанском, я впервые попробовал газированную воду. Стояли большие очереди,
дети, как правило, пили медленно, но никто не ругался, все ждали, когда ребенок
напьется. И вот ребенок пьет, смачно кряхтит и говорит:
–
Гарна горилка!
Очередь
упала. Двухлетний ребенок не имеет никакого представления о газированной воде,
но в курсе, что такое горилка. Мои родители не знали, куда деваться – и смешно,
и неловко. Но люди в то время были понимающие.
***
Второй
момент самовосприятия – падение вниз головой с кровати. До этого я не
выговаривал «р». Никак не получалось. А тут – хорошо помню – стоял я на
кровати, держался за спинку, каким-то образом перевернулся и жахнул головой о
пол. После чего сел и очень твердо произнес: «Чертова кровать!» Это я от деда
нахватался таких выражений.
***
А
вот то, чего я не помню. Появление шрама на моем носу. Рассказывают, что я,
полуторагодовалый юнец, упал на лопату, валяющуюся во дворе, и отсек себе чуть
ли не весь нос. Он висел буквально на ниточке. Я заливался кровью. Что сделал
мой дед? Взял да и приклеил нос назад, со всей грязью и кровью.
Когда
мама пришла с работы, она чуть не упала в обморок. Лежит ее сын, спит, а лицо
залито кровью и залеплено грязью, нос непонятно как держится. Но это простое
средство (приклеивание) удалось. Нос и сейчас на своем месте, слава деду.
***
Этого
я тоже не помню. Мама написала бабушке о моем высказывании, а бабушка переадресовала
тёте. И это письмо обнаружилось сорок с лишним лет спустя. Мама уговаривала
меня:
-
Кушай капусту. Ее едят зайчики, кролики…
На
что я ответил:
- А хіба вони її їдять? Вони там народжуються!
***
Запомнилась
одна история. К деду в гости пришли соседи, выпили, как водится, и мой дед
из-за чего-то повздорил с чужим дедом. Мой хватает немецкий нож (я его через
несколько лет нашел – с гитлеровским орлом на рукоятке, тяжелый и острый) и
гонится за соседом. И вот стою я с отцом на крыльце, а они бегают вокруг хаты.
Появляются один на другим из-за угла; мой папаша, выпуская дым, равнодушно
говорит: «Батя, успокойся», и деды исчезают. Новый виток вокруг хаты, папаша
так же равнодушно: «Батя, успокойся», деды скрываются из глаз. В конце концов
оба выдохлись и пошли допивать.
***
В
детском саду я был обычным мальчиком, но, как мне казалось, воспитательницы
относились ко мне несколько предвзято. Например, я не мог заставить себя пить
отвратительный рыбий жир. Не знаю до сих пор, что оно такое, но принимать это в
себя невозможно. За что меня и наказывали – заставляли становиться на стульчик
и долго стоять. Все дети выпивали эту бурду, получали в качестве компенсации
какие-то витаминки… а я стоял на стульчике, глядя на них сверху вниз, слушая
любимые песни «воспеток» того времени:
«Опять от меня сбежала
Последняя электричка…»
«Но ты опять забыла
Мой номер телефона…»
Все
дети играли, а я стоял. Обидно было, но… «Всё равно не буду пить», – помню, такая мысль
у меня проскальзывала. И не пил ведь. В более поздние времена в детей эту
вонючую жидкость уже не вливали. Почему же нам она досталась? Мы что, хуже всех
были?!
***
Чтобы
сделать приятное, дети предлагали кому-то сказать «Чайник». Когда говорили
«Чайник», следовал ответ: «Твой папа – начальник». Откуда это пошло, с чего
дети взяли, что начальник – это хорошо, не знаю.
Другой
прикол был покруче. Говорили: «Открой рот, закрой глаза». Предполагалось, что
при этом в рот положат что-то вкусное, как, в общем-то, часто и бывало. Но
широко распространилась и такая штука: ребенок, зажмурившись, открывает рот, а
другой ребенок туда плюет. В лучшем случае совали распустившийся одуванчик, и
приходилось долго выплевывать пух. Такие вот были шутки у советских детей.
***
А
еще я с детских лет страшно не любил стричься. До дрожи не любил. Как
воспитательницы ни внушали моим родителям, что меня надо постричь, но, когда
дело доходило до похода в парикмахерскую, мне просто дурно становилось. Не
знаю, почему. Может быть, оттого, что работали там мастера, в руки которых не
хотелось попадаться. Они знали несколько типов причесок – «бокс», «полубокс»,
«канадка». Вот и все, наверное, не помню точно по малолетству. Может, мастера
плохо стригли. Но факт – не могли родители заставить меня стричься.
Другой
факт – парикмахерская располагалась на улице Короленко, напротив моего детского
сада, который назывался «Барвинок». До сих пор существует. И вот моя
воспитательница придумала такой ход. Во время «мертвого часа» (ужас, да?
«Мертвый час»!!! Для детей! Потом он стал называться «тихий час»), когда все
дети спали, она водила меня стричься. Платила свои деньги, которые, надо
думать, затем сдирала с родителей. И так я возненавидел эту парикмахерскую, что
ходил туда так редко, как только мог. Правда, выбора особого не было, в нашем
районе она была единственной. Зато когда я стал достаточно взрослым, я много
лет не показывался здесь. Лет двадцать точно.
Теперь
снова хожу, ибо работают там прекрасные мастера своего дела. Не то, что в
1960-е годы.
***
Еще
одно детсадовское воспоминание – я почему-то очень полюбил красные карандаши,
именно красные. И воровал их, где только мог. А прятал в трусы, которые были с
резинками. И однажды они у меня высыпались при воспитательнице, штук десять.
Опозорился я.
***
В
детском саду я впервые решил жениться, о чем и объявил воспитательницам и
родителям. Избранницей моей стала Ира Горбуля, и я даже провел с ней что-то
вроде репетиции брачной церемонии. Мы с
ней шли рука об руку, а дети должны были бросать на нас лепестки цветов и
кричать «ура». Не помню, так ли это было, но план я составлял. После детсада я
ее никогда не видел. Интересно, как ее судьба сложилась?
***
Нам
читали сказки, в которых у отца (царя)
было три сына. Младший, средний, старший. А у нас в детсаду было четыре группы:
младшая, средняя, старшая и подготовительная (готовили к школе). И тогда я
задумался: а если бы у отца (царя) было четыре
сына? Как бы они назывались – младший, средний, старший и подготовительный?
Комментариев нет:
Отправить комментарий