ЧАСТЬ
II. «ПРИМА»
7
К Дому культуры со всех сторон стекалась молодежь.
Девчонок было относительно немного. Билеты
раскупили заранее, и мало кто из посторонних мог попасть сегодня на
танцы.
Пройдя сквозь толпу у входа, «Примы» вошли в фойе
и повернули направо, к своей раздевалке. Слева раздевались медянцы и рубиновцы.
Сдав одежду, «Примы» прошли в зал. Их узнавали,
здоровались, обменивались новостями.
Таня услыхала негромкий голос:
– Шериф здесь! А говорили, он в больнице...
Она обернулась. Говоривший оказался невысоким
плотным парнем, в свитере какого-то грязного цвета, явно надетом по случаю
предстоящей драки. Кажется, он жил на Медянке.
«О, господи! Что будет!»
Вместе с Валей и Коняхиной она стала пробираться
поближе к своим ребятам.
К ним в это время подошли Пан и Гулливер.
Поздоровавшись, Пан, крепкий парень с постоянной угрюмой усмешкой на лице, кивнул
на противоположную сторону зала, где стояли их противники:
– Ну что, пацаны, повеселимся сегодня?
– Какое тут веселье, – скривился Найн. –
Метелиться будем, как положено, а веселиться что-то не хочется.
Пан внимательно посмотрел на него:
– Метелиться тоже надо весело. Макс, – обратился
он к Борисову, – знаешь, что вам нужно делать?
Тот молча
кивнул.
– Ну и хорошо. Я дам знать, когда придет время. Пошли,
Гулливер.
Макс, поглядев им вслед, повернулся к своим.
Обвел их глазами, спросил:
– Кто начнет?
Стах почесал затылок:
– Я бы мог... Но только вы будьте рядом, а то
мало ли что!
Кулак хлопнул его по спине:
– Само собой! Ты только зацепи кого-нибудь, а там
покатится!
Макс кивнул:
– О’кэй. А
вы, – подозвал он девчонок, – как только начнется, бегите наверх и стойте там.
Еще перепадет чем-нибудь по голове...
– Как бы от нас кому-нибудь не перепало, – храбро
заявила Коняхина. Ее слова рассмешили «Прим» и немного сняли напряжение.
… Зал был овальной формы, довольно широкий; с трех
сторон, на уровне второго этажа, имелось что-то вроде переходов, где постоянно
стояли люди и, опираясь на перила, смотрели вниз на танцующих. Сюда вели
каменные лестницы, по которым вверх и вниз сновала молодежь. В зале у стены
стоял памятник Ленину; вождь мирового пролетариата держал в вытянутой руке
книгу.
Тогда в ДК играла группа с громким названием
«Глория». Название свое она оправдывала: несмотря на молодость, играли ребята просто
здорово и заслужили свою славу.
Аппаратура стояла на возвышении в левом углу
зала. Шла подстройка инструментов; вот-вот должны были начать.
Макс, Эйс и Мишель поднялись на «второй этаж» и
смотрели оттуда в зал, пытаясь на глаз определить количество своих и чужих.
Эйс постучал пальцами по перилам:
– Наших человек сто, да зареченцев что-то около
пятидесяти. По-моему, и у них так же.
– Похоже, – согласился Мишель. – Интересно,
почему наших только половина?
– Не все же такие дураки, как мы, – буркнул Макс.
– Сидят себе дома или в гостях, праздник отмечают, а ты тут маши кулаками
неизвестно для чего с риском для здоровья.
Мишель обнял его за плечи:
– Ничего, Макс. Недолго осталось...
– Да ладно... Пошли вниз.
Погас верхний свет, и сразу же рявкнула бас-гитара,
грохнули барабаны, и под приветственный рев над толпой взвился высокий сильный
голос солиста группы Димы Гречнева. Танцы начались.
... Минут через двадцать Макс стоял у окна и
разговаривал с одной своей знакомой по прозвищу Аэродром. Была она какая-то
бесцветная: и волосы бесцветные, и глаза, и губы, и одежда не поймешь какого
цвета. Кличку свою она получила из-за фамилии – Шереметьева.
Одной рукой она теребила штору, другой держалась
за пояс джинсов и, глядя снизу вверх, вела с Максом такой разговор:
– Макс, а правда, что ты с Танькой Савченко
встречаешься? Все говорят, что встречаешься. А Толик знает? Она девка – класс.
А с Инкой как? У тебя с ней уже все? Я ее давно не видела. Где она сейчас? Она
тоже девка – класс. Увидишь ее, передавай привет от меня. А когда Мишель на
Вальке женится? Наверное, после армии?
Это правильно. А ты не...
– Ты бы помолчала немного, а? – не слишком
вежливо перебил ее Макс, у которого от ее болтовни голова загудела.
– Ладно, помолчу. Правда, Дима классно поет?
Макс не успел ответить. В этот момент песня
прервалась, раздался сильный шум, и из толпы стали стремглав выскакивать
девчонки.
«Началось! Но почему так рано?»
Обдумывать этот вопрос было некогда, и Макс,
расталкивая черновцев, стал пробираться вперед, к своим.
После первой короткой стычки медянцы с
рубиновцами и черновцы с зареченцами стояли друг против друга, растянувшись от
стены до стены. В центре зала было свободное пространство, метра два. На полу
валялся карман, оторванный от пиджака.
«Прима» стояла на правом фланге, возле памятника
Ленину. Макс, пробравшись к ним, молча встал в первом ряду. Колебаний уже не
было: перед ним находился противник, и его надо было бить.
Напротив Макс увидел перепуганные лица и подумал:
«Наверно, в первый раз».
Ни одна из сторон не решалась напасть первой.
Такое стояние могло продолжаться долго, пока кто-нибудь не решится.
Раздался голос Гулливера:
– «Прима», давай!
Борисов прыгнул вперед, за ним – его ребята, и
вот уже две толпы схлестнулись в центре зала.
Перед Максом замелькали перекошенные лица, и он
принялся осыпать их ударами. Ему отвечали, но он почти ничего не ощущал, только
чувствовал, как сзади на него напирают черновцы.
В сущности, дрались только первые ряды. Остальные
давили что было сил на передних, пытаясь таким способом потеснить противника. В общем, это была не
столько драка, сколько давка.
Стычка продолжалась около минуты, затем
противоборствующие стороны отхлынули друг от друга. В центре осталось
несколько пар. Макс заметил Мишеля, сцепившегося с каким-то верзилой, подскочил
к ним и, коротко размахнувшись, ударил Мишиного «спарринг-партнера» в скулу.
Тот покачнулся, а Макс с Мишелем быстро
отошли к своим.
Произошла перегруппировка. Уставшие отошли в
задние ряды, на их место выдвинулись свежие бойцы.
На этот раз первыми напали медянцы. Их натиск был
так силен, что черновцы отступили метра на три, но затем, собрав силы,
потеснили медянцев.
Эйс, стоя на невысоком пьедестале памятника,
колотил сверху по головам. Найн и Котов, держась все время рядом, подталкивали бойцов Рубина и Медянки
ему под удар. Кулак действовал, то выскакивая из-за памятника, то снова прячась
за него. Остальные «Примы» воевали, кто как мог, здесь же.
Наверху столпились девчонки и «нейтралы». Все
было видно, как на ладони.
Коняхина с замиранием сердца наблюдала за дракой,
переживая за своих.
– Как гладиаторы в Риме, правда, Таня? –
повернулась она к подруге.
Та возмутилась:
– Оля, как ты можешь? Они же поубивают друг
друга!
– Кто, эти чокнутые?! Да что ты, Танюша! – Ольга
чуть не прыгала от возбуждения. – Смотри, как наши гасятся! Вот молодцы!
Мальчики, давайте! – завопила вдруг она во все горло.
Ее крик подхватили девчонки с Чернова, стоявшие
поблизости. С другой стороны закричали медяновки и рубиновки, подбадривая
своих. Шум стоял неимоверный.
... Макс
почувствовал, что силы оставляют его. Он уже хотел было отойти назад,
отдохнуть немного, но тут его ударили ногой в живот. Дыхание прервалось. Он
чуть не упал, и в этот момент кто-то из медянцев схватил его за волосы и
потащил в толпу.
«Хана», – только и успел подумать Макс.
– Шериф, Шериф! Гаси! – закричали вокруг. На него
посыпались удары. Он прикрыл голову руками и думал только об одном: не упасть.
– Ма-акс!!! – услышал он отчаянный крик.
«Таня?»
Услыхали его и «Примы». Увидав Борисова в руках
противника, они яростно бросились вперед, прорвались к Максу и, отбиваясь от
наседавших медянцев, вернулись вместе с ним на свое место.
Макса успели изрядно потрепать: у него была
рассечена губа, на голове не хватало клока волос, рукав старого боевого пиджака был полуоторван.
– Макс, иди отдохни! Мы тут сами! – крикнул Жорка
Зайцев. Макс стал пробираться в задние ряды.
Выбравшись, он присел на подоконник. Грудь ходила
ходуном, горло пересохло, тяжело было дышать.
Расталкивая девчонок, к нему подбежали Коняхина и
Таня.
– Что, что с тобой?! Тебе больно? – со слезами на
глазах Таня припала к его плечу.
Макс покачал головой – говорить он был не в
состоянии.
... Драка
продолжалась. Стоящие наверху тоже вошли в раж и бросали на головы дерущихся все,
что смогли найти: горшки с цветами, картины, снятые со стен, какие-то
декорации.
Ни одна из сторон не имела перевеса. И тут
произошло вот что: рубиновцы извлекли из-под одежды нунчаки и, орудуя ими, заставили отступить
черновцев и зареченцев.
В первый момент черновцы растерялись, но тут же
пришли в себя. Сзади них стояли ряды старых театральных стульев, и они,
мгновенно разломав эти стулья, принялись швырять их в толпу медянцев.
Раздался крик кого-то из музыкантов «Глории»:
– Ребята, что вы делаете, здесь же аппаратура!
Понятное дело, на этот крик души никто не отреагировал. Макс,
отдышавшись, принял участие в обстреле. Кто-то швырнул через головы
пластмассовый стул с железными ножками, попал в руку Ленину и отшиб ее.
Медянцы также ответили обломками стульев, метнули
даже круглую крышку канцелярского стола.
Ажиотаж наверху достиг апогея; бросать оттуда
было уже нечего, и участие в побоище молодежи, столпившейся в переходах,
ограничивалось воплями и визгом.
Кто-то из зареченцев, выхватив из кармана спички
и металлический цилиндр длиной сантиметров десять и толщиной в два пальца, поджег
торчащий из него кусок просмоленной веревки и бросил в толпу. Прогремел сильный
взрыв; там закричали.
С той стороны тоже полетели самодельные гранаты.
Одна залетела наверх и взорвалась среди девчонок, вызвав панику.
Рядом с Борисовым грохнуло, и кто-то застонал.
Оглянувшись, он увидел Стаха с залитым кровью лицом – осколок вонзился рядом с
левым глазом. На полсантиметра в сторону, и Стах лишился бы глаза.
Подбежали девчонки и увели его в туалет
умываться. Появились еще раненые. Белые шторы, которыми они вытирались, были
все в пятнах крови.
С начала драки прошло минут двадцать.
Милиция, прибывшая уже давно, до этого момента не
вмешивалась. Теперь же, уловив, что обе стороны несколько выдохлись, они
вклинились в ряды дерущихся и заставили их разойтись. Некоторые держали на поводках
огромных овчарок, что очень способствовало прекращению драки.
Распаленные противники отошли к своим
раздевалкам. Одевшись, они выходили на улицу, неизбежно сталкиваясь в узких
дверях.
Молодежь шла с равнодушными лицами, не глядя друг
на друга и на стоящих в дверях ментов.
Кое-кого задержали – как всегда, самых побитых.
«Примы» все вышли благополучно.
Битва завершилась, не принеся победы ни одной из
сторон.
8
– Слушай, Сережка, ну скажи хоть ты ему!
– Да что я ему скажу?!
– Ну, я не знаю, что, но надо же что-то делать!
– С какой стати я полезу в их дела?! Да и ты чего
лезешь? Сами разберутся, не маленькие.
– Ох, какие же вы, мужики, бесчувственные!
Человек пропадает, а вы!..
– Ольга, не морочь мне голову. От этого еще никто
не умер.
– Да что – не умер! Она же мучается, а Макс
избегает ее, где-то прячется. Разве так можно?!
– Можно – не можно, а если он так поступает,
значит – нужно. Макс знает, что делает. А тебе я посоветую – не суй сюда свой
нос. Он тебе еще пригодится.
– Тебе, Михеев, лишь бы шутить!
– Слушай,
Хазар, убери ее. У меня от ее воплей аллергия начинается.
Этот разговор происходил в середине мая, когда
буйная зелень уже захватила город, которому предстояло оставаться в ее власти
до октября. Эйс, Хазар и Коняхина сидели в кафе «Снежинка». Хазар молча
поглощал сливочное мороженое, Эйс пытался делать то же, однако дело
продвигалось туго благодаря Ольге, которая к своей порции вообще не
притрагивалась.
– Вот что я вам скажу, мальчики, – Ольга
решительно стукнула костяшками пальцев по гладкой крышке стола, – так
поступать, как Макс, – некрасиво. Таня его любит, только о нем и говорит, а он
и видеть ее не хочет!
Хазар бросил ложечку в опорожненный стаканчик,
откинулся на спинку стула:
– Не в том дело, хочет видеть или не хочет.
Просто... Ты говоришь, она его любит? Ну, а он ее – нет. Вот и все.
Ольга вскипела:
– Как это – нет?! Зачем же он тогда голову ей
морочил?!
Эйс снова вступил в разговор:
– Если ты помнишь, он еще зимой сказал ей, что
встречаться им не нужно. Помнишь? Она все равно приходила к нему, он и не
устоял. А теперь увлечение прошло. Тут все по-честному – он ей ничего не
обещал.
В кафе вошел Джо. Увидев друзей, махнул им, купил
себе сок и подошел к столику.
– Привет.
– Привет, Джо. Садись.
Зайцев расположился между Хазаром и Эйсом,
уставился своими хитрыми глазами на Ольгу.
– О чем разговор?
– Не о тебе, во всяком случае, – отрезала
Коняхина. – Хм, ничего не обещал! Ну и что, что не обещал? Все равно, так
поступать нельзя. Мужчина должен благоговеть перед женщиной.
– С какой стати? – удивился Джо.
Ольга гордо вскинула голову:
– Потому что женщина – самое прекрасное существо
на земле.
– Кто это тебе сказал?
Хазар и Эйс захохотали. Импульсивная Ольга чуть
не запустила в них свой стаканчик с мороженым.
– Дураки! Замолчите! Вы все не стóите женщин! Они
лучше вас! Я вот скажу Тане, чтобы не бегала за этим чертовым Борисовым, может,
тогда он поймет... поймет...
Она замолчала и отвернулась к окну.
Зайцев подмигнул приятелям:
– Я сделал одно интересное наблюдение.
Оказывается, если на мужчину не обращает внимание женщина, которая ему
нравится, – он без нервов и истерик сам перестает обращать на нее это самое
внимание. Женщины же, наоборот, только заводятся от этого. Из кожи лезут, лишь
бы мужику понравиться. Как там у Пушкина?
– Чем
меньше женщину мы любим,
Тем
легче нравимся мы ей, –
продекламировал Эйс.
– Вот-вот! Я согласен с Александром Сергеевичем.
Коняхина смерила его презрительным взглядом:
– Ты-то уж помолчи! Рассуждаешь о женщинах, а у
самого и девчонки-то нет!
Джо сделал грустное лицо:
– Увы! Я обычно заглядываю вперед и знаю, чем
заканчиваются наши встречи, и поэтому мои отношения с женщинами не бывают
счастливыми.
Хазар и Эйс опять захихикали. Возмущенная Ольга
покрутила пальнем у виска, давая понять, какого она мнения об умственном уровне
Жоры Зайцева. Тот лишь развел руками.
Ольга поднялась:
– Мне пора. Надо еще к портнихе зайти. Увидите
Макса, скажите ему...
– Сама говори, – перебил Хазар. – Мы – пас.
Поколебавшись, Коняхина повернулась и пошла между столиками к выходу.
Даже по ее спине было видно, как она рассердилась.
Хазар, то и дело поглядывавший на часы, встал.
– Пошли, мужики. Время.
– А вы куда? – спросил Джо.
– На суд.
– На суд?! А кого судят?
– Старого, Леху Соловья с Рубина и Сидора с
Медянки.
– Какого Старого? Нашего?
– Нашего, чьего же еще.
– Это за ту драку, что ли?
– Ну да.
– Так сколько времени-то прошло! Что это они
спохватились?
– Ничего не спохватились. Их еще тогда взяли,
после восьмого марта.
На трамвайной остановке народу было много –
среда, базарный день. Еле втиснулись.
– Ох, – простонал Зайцев, – это не трамвай, а
травмай какой-то. Тут только травмироваться.
Люди засмеялись.
– Не переживай, сынок, – прохрипел маленький
рыжеусый мужчина, едва стоящий на одной ноге, – доедем!
– Не сомневаюсь, папа, – ответил Джо.
* * *
Возле здания суда уже собралось человек пятьдесят, в
основном, молодежь. Были тут и черновцы, и рубиновцы, и медянцы. Недавние враги,
сейчас они мирно переговаривались, курили, ожидая начала судебного заседания.
– А вот и Макс! – воскликнул Джо.
Макс стоял в толпе черновцев и разговаривал с
какой-то девчонкой.
– Кто это? – спросил Эйс.
– Стрелка, подруга Старого, – ответил Джо. – Переживает,
наверное.
То и дело Стрелка доставала голубой платочек и
прикладывала к лицу. Глаза и нос ее покраснели.
Макс что-то сказал ей, она ответила кивком
головы. Он подошел к друзьям.
– Пришли? Сейчас пацанов привезут.
Хазар, Эйс и Джо закурили. Макс молчал, думая о
чем-то своем.
Было жарко. Солнце старалось вовсю, а поблизости
не было ни малейшей тени. Никто не догадался посадить здесь деревья... а
может, так было задумано.
Хазар посмотрел на Макса, потом на Эйса. Эйс
посмотрел на Джо, Джо моргнул, кашлянул и сказал:
– Слышь, Макс, хочешь, вещь расскажу?
Макс равнодушно кивнул:
– Давай.
Жору не смутила такая реакция на его слова:
– Мне Гусь рассказывал. Он же, ты знаешь, за цех
в футбол играет. Ну вот, играли они на кубок завода, играли, играли, и
доигрались до финала. Вызывает их начальник цеха и говорит: «Если выиграете кубок
– всем по червонцу и два отгула. Договорились?» Ясное дело, все – «за».
В это время толпа заволновалась, зашумела. К
зданию, натужно урча и страшно сигналя, подъехал «черный ворон» и остановился у
крыльца. Из машины выскочили охранники, профессионально быстро сделали проход
от «воронка» до крыльца. Старший крикнул:
– Выходи!
Первым вышел Сашка Поплавский, Старый с Чернова.
За ним – двое других. Опустив головы, заложив руки за спину, они прошли между ментами
и скрылись в дверях. Следом вошла милиция, а затем уже все остальные.
Здание суда, неприглядное снаружи, внутри
производило гнетущее впечатление. Холодный узкий коридор с высоким потолком,
твердые деревянные скамьи вдоль стен, отполированные сотнями брюк и юбок, два
зарешеченных окна в начале и конце коридора не вызывали желания быть здесь в
каком бы то ни было качестве, а тем более в качестве подсудимого.
– И как здесь люди работают? – тихо произнес Джо.
Вошли в зал. Те же, что и в коридоре, жесткие
скамьи, решетки на окнах, белые стены, холод. Отыскали места в задних рядах и
сели.
Ввели
подсудимых. С опущенными головами они проследовали на огражденное место,
что именуется «скамьей подсудимых», и, только сев, подняли глаза, выискивая в
зале родных и знакомых.
В глазах у них была тоска.
Зал глухо бормотал. И, наконец:
– Встать, суд идет!
Из всего состава суда Макс знал только судью
Болотную. Говорили, что женщина она добрая и много не дает. «Хорошо, что не назначили
Бурханова, тот бы отпустил на всю катушку».
– Слушается дело №... по обвинению Поплавского
Александра Петровича, Соловьева Алексея Витальевича, Сидоренко Николая
Ивановича в организации столкновения между молодежными группировками, которое
имело место в Доме культуры электромеханического завода восьмого марта сего
года...
Джо шепнул Максу:
– Какие организаторы? Что они мелют?
– Организаторов престижней выявить, – тихо
ответил Макс. – Боюсь только, что за «организацию» драки им больше влепят.
Начался опрос свидетелей.
Вызванные первыми друзья и подруги подсудимых все
как один подтвердили, что восьмого марта они вместе провели вечер, были в
кино, в гостях, где угодно, только не на танцах в ДК.
– Вас предупреждали об ответственности за дачу
ложных показаний? – спрашивала каждого судья Болотная.
– Предупреждали, – отвечали все и продолжали
бесстрашно врать, не веря, что «ответственность за дачу ложных показаний» нечто
более реальное, чем просто слова.
Судья понимающе кивала, зная истинную цену этим
показаниям, и отправляла свидетелей в коридор.
Процедура опроса свидетелей затянулась; все они
твердили одно и то же, и это начало надоедать. В зале заскучали.
Вызвали Панченко Степана Гавриловича.
Вошел маленький подвижный старичок, одетый так,
как обычно одеваются по праздникам в селах и на городских окраинах – темно-синий
костюм, купленный лет тридцать назад, белая рубашка застегнута на все пуговицы,
без галстука, в руках темно-синяя же кепка, на ногах – блестящие черные
ботинки.
Он быстро прошел вперед к месту для свидетелей и
неожиданно для всех поклонился судьям:
– Драстуйте вам!
Повернулся к залу:
– Драстуйте!
Кто-то хихикнул.
– Степан Гаврилович, – Болотная с трудом сдержала
улыбку, – вас предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний?
Степан Гаврилович энергично закивал:
– А як же, а як же!
– Хорошо. Что вы можете сообщить суду по существу
дела?
Панченко задумался. После минутного молчания
сказал:
– Шо можу сообщить? Ничего.
На этот раз засмеялись уже несколько человек.
Болотная удивилась:
– Как – ничего? Вы ведь сосед Николая Сидоренко,
так?
– Так, так. Хороший хлопець, хороший, и
здоровкаеться всегда, и закурить дае... Хороший хлопець.
Смех стал сильнее. Болотная постучала карандашом
по столу.
– Степан Гаврилович, вспомните, что вы рассказывали
на предварительном следствии? Что вы видели вечером восьмого марта?
Панченко почесал плечо.
– Шо бачив? А-а, ну, сижу я пид хатою, курю.
Бачу, идет Колька, а с ним ище чоловик двадцать. Темно було, не розибрав, хто
таки. Я и кажу йому: «Колька, куди идете?»
Степан Гаврилович замолчал.
Болотная подождала, не будет ли продолжения, и,
видя, что свидетель не собирается открывать рта, спросила:
– Ну, и что же, Сидоренко объяснил вам, куда они
идут?
Панченко очнулся:
– Хто, Колька? А як же. Объяснив. «Закрий рота,
каже, диду».
Смех поднялся такой, что бедный Степан Гаврилович, ничего не понимая,
втянул голову в плечи и принялся одергивать пиджак. Смеялись даже подсудимые и
их охрана. Болотная махнула рукой:
– Хорошо, Степан Гаврилович, вы свободны.
… После перерыва еще некоторое время выслушивали
свидетелей, затем выступили представители завода, на котором работали Старый и
Соловей, и училища, где учился Сидор. Всем троим, конечно же, дали прекрасные
характеристики и просили отпустить на поруки коллектива.
Потом слово взял обвинитель.
Низкорослый, коротко стриженый человек с
небольшими залысинами строго посмотрел на публику и начал:
– Мы все здесь два часа слушали свидетелей, а
также людей, с которыми подсудимые работали или учились. Судя по их словам,
лица, сидящие на скамье подсудимых – просто ангелы, сошедшие с небес.
Джо хмыкнул. Хазар толкнул его локтем в бок.
– Но! – обвинитель поднял палец, – так ли это?
Поплавский, скажем, состоял на учете в комиссии по делам несовершеннолетних за
грабеж – отбирал деньги у ребят, приехавших из села. Сидоренко также состоял на
учете – за драку. Алексей Соловьев, хоть и избежал этого, заслуживает особого
разговора. Приехав в наш город всего только год назад, он уже приобрел
некоторую популярность среди своих сверстников. Как стало известно в ходе
следствия, Соловьев, чтобы завоевать себе авторитет среди подростков,
неоднократно принимал участие в избиениях ребят не из своего района. Так,
например, в августе прошлого года группой подростков, среди которых был
Соловьев, возле кинотеатра «Мир» были остановлены учащиеся ПТУ № 8 Краснов и
Бойко. После выяснения, кто они и откуда, Соловьев крикнул: «Да что вы с ними
разговариваете!» и ударил Бойко ногой в пах. Вслед за этим оба парня были
избиты.
В октябре несколько подростков при участии
Соловьева избили рабочего кирпичного завода Остапчука, находившегося в
нетрезвом состоянии. Его, уже лежащего, били ногами, а Соловьев дошел до того,
что прыгал у него на груди. Пострадавшего в тяжелом состоянии доставили в больницу,
у него были обнаружены переломы ребер в четырех местах.
В зале послышался глухой стон. Какая-то женщина в
первом ряду, закрыв лицо руками, дрожала, как в ознобе. Сзади были видны ее маленькие
уши, пылавшие огнем.
– Мать Соловья, – тихо сказал Макс Зайцеву.
Обвинитель с сочувствием посмотрел на нее и продолжал:
– Сейчас в зале сидят многие из тех, кто принимал
участие в драках, кто был восьмого марта в Доме культуры электромеханического
завода. Сидят и думают: хорошо, что меня пронесло. Да, на этот раз вам повезло.
Сегодня на скамье подсудимых – ваши товарищи. Но завтра может быть любой из
вас, если не прекратятся эти бессмысленные драки. Подумайте об этом.
Максу показалось, что обвинитель смотрит прямо на
него. От его слов и взгляда стало неуютно, захотелось скорее выйти на свежий
воздух из этого холодного зала.
Обвинитель еще что-то говорил, затем потребовал
осудить Сидоренко, Поплавского и Соловьева по заслугам и сел.
Потом выступал защитник, долго и нудно
распространялся о молодости, глупости, чистосердечном раскаянии, просил о снисхождении и т. д.
Подсудимым дали последнее слово.
Первым говорил Старый. Ему трудно давалась речь,
хотя, несомненно, он выучил ее заранее. Он сказал:
– Граждане судьи! Я полностью признаю свою вину.
Обещаю вам, что это больше никогда не повторится. Я хочу честным трудом
искупить свою вину. Мне скоро идти в армию, и я хочу службой в рядах Советских
Вооруженных Сил доказать свое чистосердечное раскаяние. Я еще молодой
человек... Прошу вас, если это можно, не наказывать меня очень строго.
Выступавшие вслед за ним Соловьев и Сидоренко почти
слово в слово повторили эту речь. Суд удалился на совещание.
* * *
В трамвае на этот раз было немного народу. Ехали,
обсуждая завершившийся процесс и приговор суда – по полтора года «химии» Старому
и Сидору и три года Соловью.
– Да, залетели мальчики...
– Теперь прижмут нас. И так уже третий месяц
тихо.
– А дед этот... ну, свидетель... прикол!
– Как он: «Закрий рота, каже, диду». Выдал
мужчина.
– Старый весь белый сидел, видел?
– А Соловей? Мамашу его жалко.
– Мужики, а и нас же могли повязать. Обвинитель
правильно говорил.
– Могли, да не повязали.
– Пролетели.
Макс не участвовал в разговоре. Его внимание
привлек мужчина лет тридцати пяти, весь какой-то потрепанный, пожеванный, в грязной
одежде. Мятые брюки непонятно каким чудом держались на худых ягодицах, не
падая на пол, пиджак весь был в масляных пятнах, прихваченных пылью.
«Забулдыга», – подумал Макс.
Мужчина стоял, наклонившись над женщиной не
первой молодости; старое платье с вылинявшими от частых стирок цветами, когда-то
синими, вязаный жакет с солидным стажем нóски, жидкие кудряшки крашеных рыжих
волос, грубый грим на лице вызвали в Максе чувство жалости и в то же время
брезгливости.
Удивил его разговор, вернее, монолог мужчины.
– Я тебе одно скажу: я мужик, понятно? Я что
хочу, то и делаю. Ты мне никогда не указывай, что надо делать. Я сам знаю, что
надо. Я мужик, понятно? Когда хочу, приду, когда хочу, уйду. А ты, когда приду,
чтоб на столе стояла бутылка, закуска... понятно? Я – мужик. Захочу – с тобой
буду жить, захочу – пойду к Нинке, а захочу – к Людке. А ты – чтоб всегда была
бутылка... выпить, закусить. Захочу – друзей приведу, и чтоб нам было выпить.
Днем приду, ночью приду – чтоб было. Понятно?
Женщина покорно кивала, по-собачьи глядя снизу
ему в глаза.
Макс думал:
«До какой же степени может дойти забитость в людях!
Такой сморчок, а туда же – «мужик»! Как из помойки вылез… Еще права свои
качает. А она кивает, балда. Есть же на свете такие ублюдки... и такие дуры!»
Эйс прервал его размышления, дернув за рукав. Они
уже подъехали к своей остановке.
9
Дом отдыха «Чайка», в котором жили Макс, Кот, Андрон,
Хазар, Найн, Стах и Бурый, был расположен в сосновом бору. Ряды деревянных
домиков окружали большую поляну, на которой играли в футбол и бадминтон; позади
домиков находились волейбольная площадка, бильярдная, умывальники и столовая.
Макс, Стах, Кот и Найн попали в один домик,
причем там уже жил мужчина, так что одному из них приходилось спать на
раскладушке; Андрон и Хазар поселились в другом, вместе с молодой парой, жившей
здесь уже вторую неделю. Бурый, у которого не было путевки, жил то у одних, то
у других.
Сосед «Прим» оказался толстым, лысым и
общительным. Он так и сыпал вопросами, перемежая их смешками; ответов он не
слушал – не нуждался.
– Ну, что, хлопцы, все нормально, гы-гы-гы? Куда
сейчас, гы-гы, на пляж? А я пойду пива попью, гы-гы.
И все в таком духе.
... Лежа на берегу залива, они лениво
переговаривались, глядя на воду, усыпанную головами купающихся. Под горячим
солнцем тело расслаблялось, не хотелось не то что двигаться – даже думать.
Макс лежал на спине, слушая обычный пляжный шум,
смех, детский визг, плеск воды, гневный голос спасателя с лодочной станции,
усиленный мегафоном: «Граждане, не заплывайте за буйки!» Откуда-то издалека
слабый теплый ветер доносил музыку.
– Интересно, – сказал вдруг Макс, – чем та
история закончилась?
– Какая? – не понял Хазар.
– Да та, что Джо рассказывал. Про футбол.
– А-а, эта... Продула тогда Гуся команда четыре –
ноль. Так что ни денег, ни отгулов не получили. Говорят, вратаря своего чуть не убили.
– Ха, – Макс лениво усмехнулся.
Кот вдруг заволновался, толкнул его в плечо.
– Эй, смотри! Вот это девочки!
Приподняв голову, Макс взглянул туда, куда
показывал Славик, и увидел трех девушек лет шестнадцати-семнадцати, вполне
симпатичных.
– Снимем? – вопросительно посмотрел Котов.
– Иди позови, – согласился Макс.
Славик вскочил, стряхнул с плавок песок и
небрежной походкой пошел к девчонкам. Когда до них оставалось не больше трех
шагов, он сделал вид, что только сейчас их заметил, и заговорил с ними.
Слов не было слышно. Кот, несмотря на юный
возраст, уже был известным ловеласом. Вскоре девчонки засмеялись, и так,
смеясь, они все вместе двинулись к лежащим парням.
– Мальчики, познакомьтесь, – Славик церемонно
наклонил голову, – Таня, Люда, Света.
Девчонки прыснули.
– Это, – Славик указывает на Андрона, – Виктор.
Эти двое, – жест в сторону Хазара и Найна, – Коля и Серега. Можно Хазар и Найн.
– Как, как?
– Хазар и Найн. Вон тот, – палец направлен на
Стаха, – и этот, – на Бурого, – Толик и Саня.
А это…
– Мы знаем, – сказала одна из девчонок, кажется, Таня. – Это Макс с
Чернова. Наверно, вы все оттуда.
– Точно. Ну, меня вы уже знаете.
Вскоре девчонки осваиваются. Завязывается общая
беседа.
– Славик, – спрашивает Света, – почему ты такой
смуглый? Ты не армянин?
– Нет, – серьезно говорит Кот, – мой дед был
цыганом. Знаешь, как в песне: «Ты цыган, и я цыган, оба мы цыгане, ты воруешь
лошадей, а я ворую сани». Мой дед сани воровал. У него была разработана
уникальная техника воровства саней. Его даже так и звали: сантехник.
Купались, играли в карты, катались на лодках; в
общем, время провели неплохо.
Расстались друзьями. Девчонки возвращались в
город, им пора было на электричку. «Примы» проводили их и вернулись в «Чайку».
* * *
Вечером они пошли купаться на озеро, лежащее в
километре от дома отдыха. Кот и Бурый остались, пообещав прийти позже.
И действительно, не успели «Примы» окунуться по
одному разу, как Саша и Славик появились, причем Бурый держал в руках сумку с
чем-то тяжелым.
– Внимание! – закричал Славик и под взглядами
заинтригованных друзей медленно вытащил из сумки бутылку «Портвейна розового».
– Ух ты! – восхитились зрители, и тогда Кот
достал еще пять «фугасок».
– Только, я извиняюсь, закуски почти нет.
– Да ладно, обойдемся.
...Когда в голове начало шуметь, а мысли
путаться, Хазар подсел к Борисову.
– Слушай, Макс... ты, конечно, можешь не
отвечать, но я спрошу... Что у тебя с Таней?
– С Таней? – удивился Макс. – А что у меня с ней
могло быть за полдня у вас на глазах?
– Да я не про эту говорю. Про Таню Савченко.
Макс помрачнел:
– Колька, я не люблю говорить об этом...
– А все-таки...
– Да… как тебе сказать...
Хазар не торопил. Макс собрался с мыслями:
– Понимаешь, я вижу, что нравлюсь ей... А она...
ну, она мне тоже нравится, но не так. Просто приятная внешне девчонка, и как человек
тоже... Но я ее не люблю... и никогда не любил.
– Знаю, – сказал Хазар.
– Знаешь?.. Ну, тогда поймешь... Встречался с ней,
потому что приятно было поговорить о том, о сем, побродить, посидеть... А
потом... помнишь, восьмого марта, у Эйса? Не знаю, что на меня нашло. И знал,
что долго это не протянется... Мне ее жалко было…
Хазар сплюнул:
– Ладно, брось. Давай лучше выпьем.
Уже было темно, и они развели костер. Лежа на
спине ногами к огню, Андрон рассказывал Найну:
– Вот, читал, некоторые звезды взорвались давно,
а мы все видим их свет. Уже миллионы лет, как звезд нет, а свет к нам все идет.
Может, еще и Земли не было, а звезды уже взорвались. И с тех пор Земля образовалась,
динозавры, каменный век, туда-сюда, средневековье, наше время, а свет все идет.
И я сейчас лежу и смотрю на те же звезды, что и первобытный человек, и древний
грек, и рыцарь, и много еще людей, а звезд-то и нету! И никто этого не знает!
Какое-то время он молча размышлял, затем добавил:
– А может, вообще ни одной звезды нет, один свет
бестолковый.
Найн, совершенно пьяный, лежал, раскинув руки, глядя в небо
остекленевшими глазами. Что-то доказывали друг другу Кот и Стах. Бурый угрюмо
смотрел в темноту, привалившись к стволу невысокой ивы.
Далеко в поле мелькнули два огонька – по дороге
ехал автомобиль. Макс равнодушно следил за ним, гадая, кто там ездит так
поздно, как вдруг автомобиль повернул на огонь костра и помчался по бездорожью;
свет фар то взмывал в темное ночное небо, то упирался в землю.
– Ментура! – вскрикнул Макс. – Ноги!
Все вскочили, кроме Найна.
– А может, не они? – засомневался Хазар.
– А кто же? К костру ночью никто не подъедет,
кроме них. Смываемся!
Аргументы Макса показались убедительными.
Подхватив Найна, «Примы» бросились в заросли ивняка и зашлепали по мелководью,
удаляясь от костра.
Здесь было еще полно воды, оставшейся после
разлива реки, и им приходилось брести то по колено, то по пояс в воде. Один раз
чуть не потеряли Найна, когда он споткнулся и исчез под водой. Андрон вовремя
заметил это и вытащил друга.
Минут десять они, пыхтя и обливаясь потом, бежали
по весьма пересеченной местности, и, наконец, убедившись, что за ними никто не
гонится, пошли спокойнее.
– Огонь! – тихо сказал вдруг Стах.
Действительно, среди кустов блеснул огонек.
«Примы» подобрались поближе, отклонили ветки и выглянули из гущи листьев.
На небольшой полянке возле костра сидели две
женщины и двое мужчин. Один играл на гармошке. Невдалеке стояла палатка, возле
нее были раскиданы спальные мешки, продукты, одежда.
– Пошли! – скомандовал Макс.
При виде неожиданно появившихся из зарослей
угрюмых мокрых парней туристы перепугались. Женщины прижались к мужчинам,
которые, хоть и пытались держаться независимо, но все же изрядно перетрусили.
Максу стало смешно.
– Добрый вечер, – сказал он. – Извините, что
побеспокоили. Вы не волнуйтесь, мы немного погреемся и уйдем. Можно?
Последнее слово он произнес с явной насмешкой.
Люди у костра задвигались.
– Господи, да конечно, ребята! – сказал один из
мужчин, тот, что играл на гармошке, так радостно, словно для него не было
ничего приятней, чем дать обогреться мокрым ночным скитальцам. – Садитесь,
садитесь, ребята, грейтесь!
Он так суетился, что черновцам стало неудобно за
него. Они сели у костра, молча протянули ноги к огню и замерли, наслаждаясь
теплом.
Скоро от них повалил пар. Туристы тихо
переговаривались, поглядывая на пришельцев. Найн, заметив это, подмигнул им и
ляпнул:
– За нами милиция гонится!
– Молчи, дурак, –
усмехнулся Макс. Он глянул на своих, и брови его полезли вверх. – Мужики, а где
Бурый?
Бурого не было.
– Вот это да! – присвистнул Кот. – Потерялся!
Хазар возразил:
– А по-моему, он там остался. Вроде бы он с нами
не бежал.
– Точно, – подтвердил Стах. – Как сидел под ивой,
так и сидит.
– Не болтай, – сказал Макс. – Что, если его
повязали?
Черновцы переглянулись.
– Пошли в «Чайку». Придет, если не залетел.
Не попрощавшись с туристами, они в полном молчании углубились в
заросли. Темный, покрытый росой луг пересекли быстро и вскоре вышли к ограде «Чайки».
На минуту задержались здесь.
– Как будто тихо, – сказал Макс. – Пойдем.
Перелезли через забор, кое-как перетащили все еще
пьяного Найна и отправились к своему домику номер восемь. Андрон и Хазар пошли
к себе в двенадцатый.
В доме было тихо, только сопел во сне сосед.
Быстро разделись, поставили Стаху раскладушку и улеглись.
Не успел Макс задремать, как его разбудил стук в
окно. Зашевелились Стах и Кот; Славик, лежащий у окна, отодвинул занавеску и
выглянул.
– Тьфу, болван, – плюнул он и встал. – Это
Андрон.
Он вышел на крыльцо. Минуту слышалось глухое
бормотание, затем Славик вернулся.
– Мужики, наш балбес предлагает идти рассвет
встречать. Кто хочет?
Никто не хотел.
– Ну, а я пойду. Никогда не видел рассвета.
Быстро собрался, и они ушли.
Прошло несколько минут, Максу уже что-то стало
сниться, когда его снова разбудили. Появился Бурый.
Он тихо вошел и сел у двери на табурет.
– Фу, наконец-то! – пробормотал и вытянул
ноги.
– Где был? – недовольно спросил Макс. – Мы уже
черт знает что думали...
– Там сидел, в кустах... Вы рванули, а я не
успел.
– Не успел... Кто это был?
– Ментура, ты угадал. Покрутились и уехали.
Подал голос Стах:
– Хорошо, что смылись. Забрали бы всех, дали в
морду и бросили где-нибудь в лесу...
– Ладно, ложись на кровать Славика, – сказал
Макс. – Он потопал рассвет встречать.
Бурый лег, и через минуту все затихло.
Долго ли они спали, Макс не мог сказать, но когда
его разбудил шум в комнате, показалось, что он только что закрыл глаза.
Вернулись Кот и Андрон.
Славик хихикал:
– Ну и рассвет! Ох, и рассвет! Мне такого
рассвета и за десять рублей не надо! Ходили, как дураки, лучше б спали.
Андрон ушел к себе. Славик, продолжая хихикать, подошел к своей кровати
и остановился, пораженный. Вглядевшись в лежавшего на его законном месте типа и
не узнав наглеца, потряс его за плечо:
– Эй! Ты кто такой?
Последовало признание:
– Это я, Саша Буряк.
– А-а, – удивился Кот. – Пошел вон.
Ответ был ошеломляющим:
– Не пойду.
Славик походил по комнате и вернулся к своей
кровати.
– Саша Буряк, – грозно сказал он, – пошел вон.
Бурый на этот раз не стал спорить и вылез из-под
одеяла. Пока он одевался, Славик уже лежал в нагретой Бурым постели.
– Слышь, Бурый, иди к Андрону, пока он не
заснул, а то не достучишься.
Бурый ушел, а Котов задумался. После недолгого
молчания он повернулся на кровати:
– Макс, спишь?
– Уснешь с тобой, – буркнул Борисов.
Славик не смутился:
– Я, знаешь, о чем думаю?
– Ну?
– Если нашему мужику под нос носки
подсунуть, проснется или нет?
Не успел Макс удивиться нестандартному мышлению Славика, как мужик на своей кровати загыгыкал.
Очевидно, он не спал и по достоинству оценил этот
способ определять, в каком состоянии находится человек – сна или
бодрствования.
Славик тут же прикинулся спящим. Максу ничего не
оставалось, как последовать его примеру.
10
Грохот электрички заглушал голоса, мешал сосредоточиться.
Жизнь вертится, как карусель, а ничего
значительного за восемнадцать лет не сделано. Нечего вспомнить. Почти каждый
день что-то случается: то драки, то суд, то беготня по воде от милиции, – но
пройдет немного времени, и это забудется... А что останется? Карусель дней,
похожих один на другой. Хочется чего-то такого...
Ладно, хватит. А то, как у Чехова: что я, да
зачем я, да зачем все мы, и к чему вообще наша жизнь... Или это у Горького?
Такие мысли медленно текут в голове Макса
Борисова, возвращающегося с друзьями домой.
На перроне они увидели Джо.
– А я вас встречаю.
– О! Чего ты приперся? – изумился Кот. – Ты что,
соскучился?
– Особенно по тебе, – огрызнулся Зайцев. –
Давайте быстрей по домам, переодевайтесь и выходите во двор. У Генки Басова
сегодня проводы. Всех нас пригласил.
– О! Годится! – радостно закричали «Примы». Макс
посмотрел на гудящую толпу, бредущую по перрону, и вздохнул:
– Карусель.
* * *
В квартире Генки Басова, малозаметного парня из первого подъезда,
собралось человек сорок. Кроме «Прим», были родственники призывника и
несколько человек, неизвестных черновцам – должно
быть, его бывшие одноклассники.
После официальной части, то есть когда пили за
будущего воина, желали ему легкой службы и незаметного течения времени, гости
почувствовали себя свободнее и раскованнее. Общий разговор распался, каждый говорил
со своим соседом или визави.
Пришли новые гости – несколько девчонок, и среди
них – Инна Зотова по прозвищу Зайка. Макс встречался с ней прошлым летом.
Увидев Борисова, она улыбнулась и протиснулась к
нему.
– Здравствуй, Макс! – мягкий голос, мягкие глаза.
– Здравствуй, Инна.
– Давно мы с тобой не виделись.
– Давно...
Инна заглянула сбоку в глаза:
– Ты... вспоминал меня?..
Борисов бросил на нее косой взгляд:
– А ты?
– Я – да... Вот ведь – живем рядом, а почти год
не виделись... Смешно, правда?
Она действительно засмеялась, но совсем не
весело.
«Не ладится у нее в жизни», – подумал Макс. До
него доходили кое-какие слухи о ней.
– Давай выпьем, – предложил он и налил себе и ей.
Подняв бокал, посмотрел ей в глаза:
– За тебя.
Инна благодарно улыбнулась и выпила до дна. Глаза
ее заискрились, она села ближе, прижалась к плечу Борисова.
– Соскучилась я по тебе, Макс...
Борисов приложил палец к ее губам:
– Тс-с... Слушай...
Рядом с ними Котов с Зайцевым обсуждали одну из
подруг Инны.
– Как она тебе? – небрежно спросил Джо.
– Да как, – пожал плечами Славик, – пока смотрю
от колен до шеи – так бы и прыгнул на нее. А гляну выше – прыгнул бы в окно.
Инна и Макс засмеялись. Котов, ничуть не
смутившись, обратился к ним:
– Стоит человеку сказать правду, и вокруг начинают
или смеяться, или ругаться. Кстати, мужчины куда чаще говорят и поступают
честно, чем женщины... Да-да, Инна, не улыбайся! Женщины любят увертки, недомолвки.
И почему они не говорят прямо, чего хотят? Вот, например, пришла ко мне одна…
туда-сюда, в общем, в конце концов она бормочет: «Делай со мной, что хочешь...»
Когда женщина говорит: «Делай со мной, что хочешь», подразумевается интимная
близость. А я взял да и закрыл ее в шкафу.
Макс, Джо и Инна захохотали. Кот невозмутим.
– Что смеетесь? Сама же сказала: «Что хочешь».
В другой комнате начались танцы. Макс взял за
руку Инну:
– Пойдем.
Они танцевали, молча глядя друг на друга и
улыбаясь.
Инна вдруг спросила:
– Тебе тогда не сильно досталось… на танцах,
когда драка была?
– Какая драка? – не понял Макс.
– Да восьмого марта.
– А-а… Нет, все нормально.
– А я так испугалась, когда увидела, что тебя
медянские в свою толпу тянут, да как закричу!
Макс вспомнил, как его тащили за волосы, град
ударов по спине и голове и сумасшедший крик: «Ма-акс!!!»
– Так это ты кричала? – он взглянул на нее
недоверчиво.
– Я. А ты думал – кто?
Он пожал плечами.
– Никто. Как ты меня увидела?
– Я наверху стояла, оттуда все видно. Все наши
хорошо дрались.
– Кто – наши?
– Как – кто? «Прима»!
– А ты все еще считаешь «Приму» своей? – не
удержался он от ироничного тона. И почувствовал, как она напряглась.
– Напрасно ты так, Макс. Напрасно…
Ее губы задрожали, и очень тихо она сказала:
– Может, у меня, кроме вас, никого нет…
– Тогда
почему ушла от нас?
– Потому что дура!
Джо оглянулся на них. Макс сделал ему знак:
«Отвернись!»
– У тебя что – неприятности?
Инна тяжело вздохнула:
– Да так… Ерунда… Просто иногда до того тошно
бывает… А как вспомню наше прошлое лето… Эх, как же было хорошо!
– Так в чем дело? – сказал Макс. – Давай опять к
нам.
Она отстранилась от него и растерянно смотрела в
глаза:
– Ты… правду говоришь?
Он улыбнулся:
– А ты можешь вспомнить хоть один случай, когда я
говорил тебе неправду?
Она не могла вспомнить такого случая, и, все еще
боясь поверить, прижалась к нему. Макс не смог удержаться и поцеловал ее в
висок. Тогда она поверила.
– Так что… снова вместе?
Он ничего не ответил, только сжал ей руку.
– Макс, – взволнованно сказала Инна, – спасибо.
Ты не представляешь… спасибо!
– Ладно, – перебил он, – потом поговорим. Теперь
у нас будет время.
Комментариев нет:
Отправить комментарий