Студенты 80-х. Выпуск 23

ПОСЛЕДНИЙ КУРС

ГОСЭКЗАМЕНЫ

Сдавал я ГОСы легко. Первым шла педагогика, и я переживал, так как ни черта не мог запомнить. Ну, не дается мне канцелярский язык, которым педагогика написана! Тогда я загадал: сдам педагогику, и все остальные экзамены прокатят.

Так и вышло. С помощью методички кое-как ответил на вопросы, получил «государственную», то есть «тройку». Следующий экзамен должен был быть научный коммунизм, но министерские сволочи как раз в тот год решили поэкспериментировать и вместо одного НК запулили нам всё, что мы изучали четыре года: историю КПСС, диалектический материализм, исторический материализм, политэкономию и, конечно, научный коммунизм. А все книжечки довольно толстые. Прикинув, что к чему, я понял, что убивать неделю на перечитывание четырех объемных томов не имею никакого желания, да и времени тоже. Поэтому просто отдыхал, но благодаря кое-каким знаниям относительно легко ответил на «четыре».

Дальше была сдача русского языка. Помнится, перед самым выходом из общаги в день экзамена заметил на столе листок бумаги с ответом на какой-то вопрос. Перечитал. И он, конечно, мне попался, этот вопрос. Отвечать я начал бодро, но затем дело застопорилось. Я очень плохо знал правила. Вернее, не знал и не знаю. Из-за этого еле-еле ответил на «троечку». Да еще председатель комиссии, вредная баба из Ровно, прицепилась к моим волосам. Длинные, видите ли. Педагогу такие носить не положено. Я пообещал постричься… когда-нибудь потом.

И вот – последний экзамен: русская литература. И – смертельный удар: принимать будет Н.М. Жаркевич, которой я должен сорок стихотворений. Она, я знал, никогда не забывала своих должников. А в зачетке-то стоит ее подпись, сфабрикованная мною. Всё, капут.

Готовлюсь не слишком упорно, хоть так, хоть так пропадать. Вяло читаю историю русской литературы, добираюсь до самого конца толстого тома и останавливаюсь на Чехове, «Вишневый сад». Утром перед выходом все-таки заставляю себя дочитать. Ну, и… в билете есть вопрос про этот самый сад. Отвечаю, а сам всё жду: вот сейчас скажет: «Ну-ка, дорогой товарищ, объясните, как в вашей зачетке оказалась моя подпись, если вы должны мне сорок стихотворений рассказать?»

Но ничего подобного не происходит! Меня отправляют в коридор, ждать, пока все не ответят (оценки объявляли после экзамена, всем сразу). Вот так номер!

Я получил «четверку», хотя мог и больше. Позже, когда я отмечал окончание учебы с четвертой группой, С.Г. Солтан сказал мне:

– Мы тогда хотели поставить тебе «пять», но председатель возражала. Волосы твои ей не понравились. Ты ведь не постригся.

– Ладно, Станислав Геннадьевич, – ответил я, – мне это по барабану. «Четверки» вполне хватило.

Тогда же я спросил у Жаркевич:

– Наталья Михайловна, вы ведь помнили, что я – ваш должник?

– Конечно, – сказала она. – Ладно, не будем об этом.

Я не мог понять, что случилось. Обычно она добивала студентов, не ставя подпись в зачетку, и вывешивала списки должников перед самыми госэкзаменами. И вместо того, чтобы готовиться к ГЭКам, как говорила Наталья Михайловна (все остальные употребляли слово «ГОСы»), беднягам приходилось учить стихи. Почему же мне повезло?

Перед отъездом я узнал ответ. Оказывается, одинокая женщина Наталья Михайловна всю себя отдавала работе. Отсюда и требовательность к студентам. Но незадолго перед нашими ГОСами она отправилась в лес с какой-то группой. Там, в лесу, она познакомилась с фотографом, снимавшим природу. Разговорились. Стали встречаться… В общем, благодаря этому фотографу настроение у Натальи Михайловны в период ГОСов было великолепным, что и сказалось на судьбе таких нелюбителей стихов, как я. Как мне сказали, тогда на нашем курсе спаслось человек пятьдесят.

Поздно вечером двинулись во вторую общагу, чтобы там продолжить гулянку. Шли и орали песни под гитару. Когда же вышли на площадь, нас услышали, и в окнах и на балконах появилось множество народа, приветствовавшего нас криками. И тогда мы исполнили для них несколько наших любимых песен. Вот это было уже точно наше последнее выступление перед публикой.

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ-2

Выше я писал, как однажды исполнились все мои желания. В последние мои студенческие дни мне довелось исполнить все желания Витки из Киева. Очевидно, сработал принцип: «Получил – отдай».

Зашел к ней поздно вечером, она сидит одна, голодная, и мечтает:

– Сейчас бы пива!

А у меня как раз была бутылка. Я ее и принес.

Выпила она и мечтает дальше:

– Хорошо бы поесть чего-нибудь.

Еды у меня не было, но я знал, где собирались отмечать день рождения. Пошел туда и набрал кучу бутербродов.

Наелась Витка и совсем размечталась:

– Теперь бы винца!

Где ж я тебе вина возьму в полночь, подумал я. Но отправился на поиски, которые завершились через несколько секунд: не успел выйти из комнаты, как наткнулся на Светку с иняза, которая спросила:

– Рома, вина хочешь?

Я хотел. Выпил сам, налил стакан, сообщив, что выпью позже, и отнес Витке, за что заработал титул «волшебник».

Потом мы с ней ходили к Остру, где отмечала окончание учебы наша третья группа. Посидели с ними часов до трех и отправились в общагу. Я удовлетворенно сказал тогда:

– Так, с третьей группой погулял, с четвертой погулял, надо бы со своими…

– А ты в какой учился? – спросила Витка.

– В пятой.

Она рассмеялась и сказала:

– Теперь я знаю, как буду отмечать окончание своей учебы.

Но мы тогда не закончили отмечание. Впереди был еще один день.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

После получения диплома я прожил в общаге неделю. И вот 4 июля мы, студенты выпуска 1988 года, в последний раз собрались вместе. Какие-то деньги получали. То есть я не получал, ибо был заочником, а остальные что-то поимели. И говорит кто-то грустно:

– Ну что, будем прощаться?

С какого хрена, подумал я. Куда спешить?

– Вы что, девки? А выпить в последний раз?

Девчонки сразу оживились:

– Да, да! Нужно выпить!

Отправились в наш подвальчик, где, на счастье, было вино, затарились и отправились в общагу № 2, комната 36. Володя, Толик, я, девчонки – Инна, Зоя, Валюха (Лёва), две Людмилы, Влада, Татьяна… Может, я забыл кого-то, прошу простить. Выпили, попели. Кто-то уронил кружку с вином на площадь – с третьего этажа. Ничего, обошлось. Как раз в это время поселялись абитуриенты, родители тащили их шмотки, дверь наша была открыта, и Инна с адским смехом крикнула в коридор:

– Родители, куда вы привезли ваших детей?!

Не знаю, что могли подумать люди. Может быть, что выпускники этого учебного заведения становятся буйными ненормальными?

Инна с Лёвой ближе к вечеру уехали в Чернигов. Потом они рассказывали о своих приключениях. Инна, опасаясь гнева свекрови, уговорила Лёву сопровождать ее до дома, а если свекровь поинтересуется ее неадекватным поведением, Лёва должна сказать, что Инна заболела.

И вот они на такси подъезжают к дому (частному), у калитки стоит свекровь, Лёва пытается выбраться из машины, за что-то там цепляется и становится на карачки. И объявляет:

– Инна заболела!

А мы тем временем продолжали в Нежине. Собрались ночью идти купаться – и пошли. Самый забавный эпизод: Володя молча стоит перед Зоей, потом вдруг берет ее за руку и швыряет через себя на землю. Зоя едва не рассыпалась. Еле смогла прохрипеть:

– Ты что, Вова?

На что Вова спокойно ответил:

– Да я хотел тебе прием показать.

По возвращению в общагу он умудрился наткнуться на каких-то местных пацанов и подраться с ними, пока мы с Бондарем поднимались по другой лестнице. В результате вахтерша вызвала милицию, и нам пришлось прятаться в женском туалете, пока они не ушли – не хватало последнюю ночь в Нежине провести в ментуре. А утром, около пяти часов 5 июля 1988 года, мы ушли из общаги и вскоре отбыли из Нежина на электричке. На этом наша студенческая эпопея завершилась.