Кому-то придется сдохнуть. 14

Глава 32. Не тревожьте мертвецов

Проснулись, когда солнце вовсю светило в окна. Дед уже был на ногах и приготовил скромный завтрак, вернее, обед: вареная картошка, лук, редиска, немного хлеба.

Бойцы, под влиянием ночного рассказа, поели без аппетита. Голота мрачно поглядывал на них, отмечая подавленное состояние своих подчиненных. Наконец, откашлявшись, он встал.

– Ну что, хозяин… Спасибо за хлеб-соль, за ночлег… Пора нам.

Дед кивнул:

– Бывайте, сынки.

– Больше ничего нам не скажешь?

– Чего говорить? Езжайте с богом.

Голота поправил ремни, проверил кобуру. Махнул своим:

– Поехали.

Вышли из хаты. Чеснок с Козорезом оседлали коней.

Голота в задумчивости наблюдал за их действиями. Бросил взгляд на Сычука и отметил, что Василий о чем-то думает, сосредоточенно сдвинув брови. Взгляды их встретились, и Сычук отвел глаза.

Когда выехали с хутора, Голота придержал коня, поравнявшись с Сычуком.

– Что, Василий, о том же подумал, что и я?

Сычук хмуро посмотрел на Голоту.

– Ты о чем?

– Да о сундуке, что в склепе Заброд стоит. Не хочешь посмотреть, что там?

Сычук помолчал, затем негромко сказал:

– Посмотреть, конечно, хочется. Да страшновато как-то.

Голота рассмеялся. Смех прозвучал фальшиво.

– Брось, Сычук. Чего нам бояться? Сказок старого деда испугался? Я так думаю, стоит нам залезть в этот склеп да пошуровать. Наверно, в сундучке – кое-что из семейных капиталов Заброд этих. А, Сычук?

– Знаешь, Голота… Чую я, что можем мы беду на себя накликать, если в склеп полезем. А с другой стороны… что мы теряем? Жизнь и так несладкая, и той, кажись, конец приходит.

– Это почему же? – спросил незаметно подъехавший сзади Козорез. – Какой конец?

Сычук повел глазом на дружка, пренебрежительно усмехнулся:

– А ты что, не видишь? Берут верх Советы. Скоро нашему отряду укорот сделают, а потом… Потом и всему крестьянству. Выжмут из него все соки, и земля наша захиреет. Так что… О себе подумать надо. Давай попробуем, Голота.

– Вы о чем это? – подозрительно спросил Козорез.

Голота рубанул воздух рукой:

– Решено! Едем в усадьбу Заброд!

– Вы что?! – перепугался Козорез. – В какую еще усадьбу?!

– В ту самую, – сказал Сычук. – Посмотрим, на месте ли сундук.

– Да вы в своем уме?! Там же вовкулак!

– Мертвый, – напомнил Голота. – А сундучок-то, наверно, не пустой. Впрочем, если не хочешь, можешь не ехать.

Было видно, как страх боролся в Козорезе с желанием разбогатеть. В конце концов он решил: один раз в жизни живем.

– Я согласен. Еду с вами.

Голота кивнул и крикнул Чесноку, который двигался впереди:

­– Эй, хлопец! Поворачивай направо!

Когда Чеснок придержал коня, Голота пояснил:

– Ищи место, где стояла усадьба Заброд.

Чеснок, как и Козорез, сначала испугался, но после доводов, приведенных Голотой и Сычуком, также решил присоединиться к остальной части маленького отряда. Такой шанс выпадал не каждый день: вернее, он выпадал раз в жизни.

Найти усадьбу оказалось не так-то просто. Не спросили у деда, где она стояла, и пришлось долго кружить по лесу, пока Чеснок не наткнулся на пепелище. Среди буйной, высокой травы торчали почерневшие стены; кое-где виднелись изогнутые листы жести – остатки крыши; тускло поблескивали осколки стекла. Стояла почти полная тишина, нарушаемая только пришельцами. Казалось, возле этого проклятого места нет жизни; даже птиц не было слышно.

Голота невольно перекрестился. Оглянулся на своих:

– Ну, что?

Козорез поежился:

– Страшновато…

Сычук, нахмурившись, сердито сказал:

– Так, может, назад повернем? Еще не поздно.

– Чего ты?

– Того! Еще до склепа не добрались, а ты уже в штаны наложил!

– Я наложил? Ты сам наложил!

­– Отставить! – прикрикнул Голота. – Не хватало нам погрызться! Давайте лучше склеп искать.

Склеп Заброд должен был быть где-то недалеко, судя по рассказу деда. Но прошло несколько часов, а обнаружить его никак не удавалось. Уже не раз четверо всадников объехали по кругу местность вокруг пепелища, а желанного склепа не нашли.

Голота чертыхнулся:

– Слушайте, хлопцы! А не набрехал ли нам старик? Может, ничего этого не было, а?

– Зачем ему? – сердито спросил Козорез.

– Не знаю. Хотел, чтобы мы отсюда поскорей уехали… Или еще какая причина была.

Сычук зло пробурчал:

– А усадьба? Вот она! И склеп должен быть рядом! Искать надо!

– Все ведь облазили! И где он, склеп?

– Эй, смотрите! Вот он! – закричал Чеснок.

Невольно все вздрогнули от этого крика. Взгляды их обратились в сторону, куда показывал младший товарищ.

 Среди деревьев виднелся небольшой бугорок, покрытый яркой летней травой и окруженный зарослями лопухов. Ничего примечательного в нем не было; к тому же мимо этого места они не раз уже проезжали.

Сычук плюнул:

– Ты что, парень? Здесь мы уже были. С чего ты взял, что это склеп?

Чеснок развел руками:

– Простите, хлопцы… Сразу не обратил внимания. А сейчас присмотрелся… Вы склепы видели когда-нибудь?

Козорез переглянулся с Сычуком и снисходительно сказал:

– Видеть не видели, но представление имеем.

– И какие они, по вашему?

– Ну, такое сооружение… каменное…

Чеснок засмеялся:

– Разные склепы бывают, и каменные тоже. Но главное, что они ­ под землей.

– Под землей?! Что ж ты сразу не сказал?

– Забыл, – виновато сказал Чеснок.

Сычук недовольно проворчал:

– Забыл он... А мы ищем строение над землей! Сколько времени потеряли! Вечереет уже…

Голота примирительно произнес:

– Ладно, ладно… Главное, что нашли. Но ты уверен, что это он?

– Я склепы видел на Западной Украине, когда был там с батькой.

– Ну, давайте посмотрим.

Когда приблизились, стало ясно, что это действительно то, что они искали. Буйные заросли скрывали каменные стены; в земле едва виднелась полузасыпанная металлическая дверца. Быстро расчистили саблями проход, отгребли землю. Голота, помедлив, толкнул дверцу.

Изнутри потянуло затхлым воздухом. Глаза ничего не могли различить во тьме, и Голота приказал срубить небольшую сосенку и наделать факелов. Когда это было выполнено, зажег один и первым, перекрестившись, шагнул внутрь.

Тусклый огонь факелов недостаточно хорошо освещал склеп; тем не менее можно было различить ряд старых каменных гробов. На них Голота не обратил внимания.

– Ищем пустой гроб, где-то возле стены!

Склеп оказался довольно большим, чего нельзя было сказать, глядя на него снаружи. Сычук с Козорезом начали открывать крышки всех гробов, стоящих у стен, и вскоре обнаружили один пустой. Приподняли, но ничего не произошло.

– Не тот, – сказал Сычук. – А что дед-то говорил, помнишь?

Голота подумал и ответил:

– Кажется, он говорил, что тот гроб стоял у дальней стены.

– А где здесь дальняя?

Голота осмотрелся и неуверенно предположил:

– Может, эта?

Козорез шагнул к стене, нагнулся, пошарил рукой и крикнул:

– Кажись, есть!

Сычук нетерпеливо протиснулся вперед, глянул и удовлетворенно подтвердил:

– Пустой!

Взялись с двух сторон, подняли… раздался слабый звук, как будто металл звякнул о металл, и вдруг плита под ногами, которую невозможно было заметить, отъехала в сторону, и в полу появилось черное квадратное отверстие.

Несколько секунд все молчали, осознавая произошедшее. Значит, старик сказал правду! И сундук стоял здесь, внизу! А в нем, возможно, богатства! Но…

Но внизу также находится труп вовкулака! Оборотня!

Наверно, эта мысль посетила всех сразу. Чеснок перекрестился, Козорез невольно сделал шаг назад, Голота непроизвольно положил руку на эфес сабли. Только Сычук решительно сжал губы и твердо произнес:

– Ну что, лезем?

После секундной паузы отозвался Голота:

– Лезем. Зажгите еще факелы.

Спускались осторожно, опасаясь неожиданностей. Вниз вела каменная лестница ступеней в двадцать. Чеснок беспрестанно крестился; Козорез, замыкавший шествие, держал в левой руке факел, в правой наган; Голота тяжело дышал, вцепившись в свою саблю. Сычук же, внешне спокойный, шел впереди, освещая дорогу.

Спустившись, они обнаружили ту самую маленькую комнату, о которой рассказывал приютивший их дед.  И увидели довольно старый на вид сундук у стены.

– Вот он! – выдохнул Чеснок. – На месте!

Сычук смело шагнул вперед, присел на корточки и осмотрел крышку.

– Рассохся, – сообщил он. – Откроем быстро. Козорез, давай.

Козорез подошел, вынул саблю и сунул клинок под крышку. Слегка надавил; видя, что она не поддается, нажал сильнее, и крышка откинулась. Все четверо сгрудились у сундука, спеша увидеть его содержимое.

Разочарование было велико. В сундуке находились деньги. Бумажные. Царские.

С минуту все потрясенно молчали. Затем взорвался Козорез:

– И это всё?! Одни бумажки?! Да на что они сейчас годны?!

Голота, вытерев пот со лба, тяжело вздохнул:

– Да, хлопцы… Обдурили нас Заброды…

Чеснок, бессмысленно смотревший на груду бумажных денег, вдруг бросился на колени и стал лихорадочно рыться в этой кипе, выбрасывая купюры из сундука. Добравшись до дна, он тупо уставился на голые доски.

Сычук, оправившийся раньше других, похлопал его по спине:

– Здесь ничего больше нет, Чеснок. Не получилось у нас разбогатеть.

Сказал – и вспомнил.

– Стойте, хлопцы! А что нам дед про крест говорил?

– Какой крест?

– Которым вовкулака убили. Серебряный, с драгоценными камнями… Он где-то здесь должен быть. Хоть что-то…

Козорез испуганно отшатнулся к лестнице:

– Господь с тобой, Василий! Неужто возьмешь?!

Сычук хищно ухмыльнулся:

– А что? Ему-то он без надобности. Ну-ка, где он тут?

 Поднял факел повыше, сделал несколько шагов по комнате и пробормотал:

– Ага, вот ты где…

У стены лежало что-то, завернутое в старое одеяло, по очертаниям напоминавшее человеческое тело. Сычук осторожно приблизился, тронул это ножнами. Ничего не произошло. Тогда он присел, взялся за край одеяла и потянул на себя.

С тихим шорохом одеяло поползло в его руках. Тело, находившееся внутри, два раза перевернулось и глухо стукнулось о землю. Сычук отбросил одеяло и выпрямился.

На полу лежал высохший труп довольно молодого человека, явно погибшего насильственной смертью, о чем свидетельствовали глубокие рубленные раны на его теле и голове. Но признаков разложения не было заметно; возможно, сказалось действие сухого воздуха в склепе. В груди его торчало распятие, украшенное камнями, сверкавшими при свете факелов. Несомненно, это был Заброда, оборотень, убитый отцом Николаем и дедом, приютившим четверых путников.

 Перекрестившись, Сычук наклонился, взялся за распятие и попытался вынуть его. Крест не поддался; тогда он напрягся и выдернул распятие из тела.

Чеснок ахнул. Сычук с презрением посмотрел на него.

– Что, хлопец? Страшно стало? Не бойся, он мертвый.

Никто не отозвался. Тогда он принялся рассматривать крест, вертя его в руках.

– Не соврал дед… Серебряный… И камушки драгоценные… Интересно, сколько за него можно получить? Золотом, конечно. Как думаешь, Голота?

Тот не ответил.

– Надо бы ювелиру показать, чтобы оценил… Есть у меня один знакомый… Если хорошо продать, можно несколько лет… Ах, черт!

– Ты что, Василь? – встревожено спросил Козорез.

– Укололся, черт бы его побрал! Край такой острый, палец чуть не отрезал!

Он помахал рукой, и несколько капель упали на труп.

И тут все явственно услышали, как кровь зашипела. И сразу вслед за этим под низкими сводами раздался тяжелый вздох.

Волосы поднялись дыбом на головах у четверых товарищей.

– Эт-то т-ты? – дрожащим голосом спросил Чеснок у Козореза.

– Н-нет, – еле выговорил Козорез, трясясь всем телом.

– А к-кто? В-василь, т-ты вз-здых-хал?

Сычук помотал головой, не в силах говорить от страха.

Голота попятился к лестнице:

– Х-хлопц-цы, идем отс-сюда…

Повторять не пришлось. Побросав факелы, четверка рванулась к лестнице и устремилась вверх по ступенькам. Отталкивая друг друга, наступая на ноги и руки, они вырвались наружу и помчались в лес.

Впрочем, вскоре им пришлось остановиться, так как оказалось, что уже совсем темно – наступила ночь. Налетев с разбега на деревья, четверка, несмотря на страх, все же сообразила, что так они далеко не уйдут.

– Где кони, Чеснок? – крикнул Голота.

– Н-не помню, – стуча зубами, ответил младший из маленького отряда. – Где-то здесь привязывал.

– Где – здесь?! Ищи скорей!

Искали все, но найти своих лошадей не смогли. Куда они подевались, так и осталось загадкой. Возможно, Чеснок слабо их привязал, и они оторвались и ускакали на волю в самый неподходящий момент.

Так или иначе, а двигаться ночью в незнакомом лесу было невозможно. Но и оставаться здесь – страшно. Тогда Голота принял решение – отойти как можно дальше и заночевать.

Легче сказать, чем сделать. Очень скоро четверка убедилась, что идти по ночному лесу чрезвычайно трудно: то и дело они натыкались на деревья, запутывались в кустарниках, падали в какие-то ямы… Так что минут через сорок Голота скомандовал:

– Стой! Хорош! Здесь переночуем!

Чеснок попробовал робко возразить:

– Мы же еще недалеко отошли…

– Ну и что? – резко произнес Голота. – Куда прикажешь идти? Не видно ни черта! Козорез, Сычук! Наберите побольше сушняка, разведем костер. А ты, Чеснок, доставай консервы. Хоть и страшно, а жрать все равно хочется.

На ощупь набрали сушняка, кое-как развели костер. Когда пламя поднялось высоко, стало веселее, и недавнее происшествие в склепе уже казалось не таким страшным. А когда перекусили, и вовсе перестали бояться.

– И чего мы испугались? Надо было еще пошуровать. Может, и нашли бы чего, – сказал Козорез, вымакивая корочкой хлеба консервную банку.

Сычук, сворачивая козью ножку, ухмыльнулся:

– Ты бы пошуровал! Рванул так, что не угнаться. Мне чуть все ноги не оттоптал.

– Чуть не оттоптал! – беззлобно огрызнулся Козорез. – А чего это твои ноги впереди моих оказались? Рванул-то раньше меня, а?

Голота лениво пробормотал:

– Хватит вам! Спать охота, будем ложиться. Кто хочет сторожить?

– Ты – командир, ты и назначай, – резонно сказал Козорез.

– Ладно. Тогда первым  караулит Козорез, а через два часа – Чеснок. После него – Сычук. Все ясно?

– Ясно, – вразнобой ответили бойцы.

Улеглись тут же, на земле вокруг костра, и почти моментально заснули – сказался долгий опыт войны, когда ценилась каждая минута отдыха. Спустя несколько мгновений все спали.

Козорез потер лицо, чтобы не так клонило в сон, прошелся вокруг костра, сел и принялся разбирать наган, чтобы время шло быстрее.

Несколько раз он проделал одну и ту же операцию, собирая наган не глядя, пока это ему не надоело. Тогда он снова поднялся и принялся ходить взад-вперед, тихонько насвистывая мотив «Яблочка».

В лесу было тихо. Козорез вытащил из кармана часы, поднес к еле тлеющим уголькам. Через час поднимать Чеснока. Козорез зевнул и в этот момент услышал, как где-то рядом хрустнула ветка.

Моментально все страхи вернулись. Волосы встали дыбом, по коже прошел мороз; в то же время Козореза бросило в жар, и по лицу полился горячий пот. Он судорожно сжал наган и истерически крикнул:

– Стой! Кто идет?!

Никто не ответил. Козорез напряг слух, и ему показалось, что он слышит чье-то тяжелое дыхание.

Козорез хотел крикнуть, чтобы разбудить товарищей, но спазмы сдавили горло, и он только сипел, не в силах выдавить ни звука. Игнат резко дергал рукой из стороны в сторону, пытаясь что-то разглядеть в густой тьме, обступившей небольшую полянку, на которой они заночевали. Прошло несколько минут; все было тихо.

Козорез начал успокаиваться. Вернее, он сам успокаивал себя: померещилось, никого здесь нет. И вдруг…

Там, где тьма сгустилась более всего, каким-то чутьем он увидел… нет, скорее не увидел, а почувствовал постороннее присутствие. Кто-то наблюдал за ним из темноты. Козорез ясно ощутил, что на него смотрят чьи-то безжалостные глаза. Что они безжалостные, он понял сразу, просто понял, и всё тут. За деревьями стоял некто, для кого его, Козорезова, жизнь не представляла никакой ценности. И убить его или оставить жить зависело от прихоти или настроения того, что стоял в темноте.

Такого ужаса Козорезу никогда еще не доводилось испытывать. Его словно парализовало от страха. Не в состоянии предпринять какие-либо активные действия, он все же нашел в себе силы сделать шаг назад и толкнуть ногой Сычука. Тот лишь промычал что-то, но не проснулся.

Из темноты раздался странный звук, как будто рвалась материя, и не успел Козорез опомниться, как на свет вышел человек. Нет, не человек!

Огромный волк смотрел прямо в глаза Козорезу, оскалив в страшной ухмылке длинные белые клыки. От всего его мощного тела исходило ощущение силы и безжалостности. А в красных, как угли, глазах читалось одно слово: смерть!

Несмотря на ужас, Игнат заметил на его теле остатки одежды. И он стоял на задних лапах! Оборотень! Ноги Козореза обмякли; он шагнул назад, зацепился за Сычука, не смог удержаться и упал прямо в костер. Боль от прикосновения к тлеющим углям заставила на секунду забыть страх перед оборотнем, и он заорал что было силы:

– Вставайте! Он здесь!

Трое спящих сразу вскочили на ноги, инстинктивно схватившись за оружие. Но оборотень не дал им опомниться.

Быстро прыгнув вперед, он ударил лапой по горлу Голоты, и командир маленького отряда свалился, не издав ни звука. Молниеносно обернувшись, вовкулак нанес удар Чесноку, и тот рухнул на землю, выпустив из рук саблю.  

Лишь Сычук успел достать наган и теперь тщетно нажимал на курок, направив ствол на пришельца. Раздавались лишь сухие щелчки – то ли в барабане не было патронов, то ли произошла осечка.

Оборотень шагнул к Сычуку. Василий бросил в него наган, от которого вовкулак легко уклонился. В следующее мгновение оборотень цапнул Сычука зубами за руку, которой тот закрывался. Тут же он занес лапу, чтобы прикончить врага, но Козорез, немного оправившийся, подскочил к нему и рубанул по лапе саблей.

Оборотень завыл, круто развернулся и вцепился зубами в предплечье Козороза. Игнат заорал от невыносимой боли, чувствуя, что приходит его смерть. И тут Сычук, подхватив оброненную саблю Козореза, сильным ударом снес с плеч голову оборотня.

Несколько секунд обезглавленное тело стояло на ногах, затем с шумом рухнуло в почти потухший костер.

Тяжело дыша, Сычук с Козорезом молча смотрели на вовкулака. Вскоре прямо на глазах шерсть на его теле начала исчезать, оно уменьшилось в размерах… Через пару минут на земле лежал обнаженный молодой мужчина, еле прикрытый остатками одежды.

Первым опомнился Сычук.

– Вот так дела… Ожил, собака… Как он смог?

Игнат, поморщившись, присел на корточки, и принялся шарить в вещмешке, разыскивая бинт. Нашел, разорвал зубами упаковку и протянул Сычуку:

– Перевяжи. Потом я тебя.

Пока перевязывали друг друга, молчали. Наконец Козорез сказал:

– Я думаю, он ожил потому, что ты крест вынул из его тела. А еще твоя кровь на него капнула. Помнишь, как зашипело? Тут-то он и воскрес.

Сычук задумчиво кивнул:

– Да, похоже на то. Знал бы, не трогал.

– Э, что теперь говорить… Хлопцев наших жалко. Убил, сволочь.

– Утром похороним. А пока… Давай, наверно, дровишек насобираем и спалим этого гада к чертовой матери.

Больше они не разговаривали. Молча собрали дров побольше, обложили тело вовкулака со всех сторон, раздули огонь. Когда костер разгорелся, Сычук швырнул туда голову оборотня.

– Чтобы и следа твоего не осталось на земле…

До утра они сидели около огня, то и дело подбрасывая дрова. Когда начало светать, срубили несколько небольших сосенок и бросили в огонь.

Несмотря на то, что прошло довольно много времени, вовкулак никак не хотел сгорать. Уже встало солнце, а его тело все еще было почти целым, только сильно обуглилось.

Сычук плюнул:

– Мы так неделю сидеть будем. Давай закопаем. Все равно без головы не оживет.

Так они и поступили. Вырыли неглубокую яму, куда сбросили труп вовкулака. Так как на рытье другой могилы сил не осталось, да и укусы начали ныть, сюда же опустили двух своих товарищей. Присыпали землей, сняли шапки, постояли молча…

– Ну что, пошли? – спросил Козорез.

– Пошли.

Оглянувшись в последний раз, двое оставшихся в живых покинули поляну, на которой недавно разыгралась страшная трагедия. Теперь они спешили побыстрее покинуть эти места.

На шее Сычука, под гимнастеркой, висел массивный серебряный крест.

Глава 33. Только когти!

Прошло две недели. Все это время два товарища отсиживались на маленьком хуторе среди глухих лесов. Это был тот самый хутор, куда вел их Чеснок. Наткнулись на него Сычук с Козорезом случайно, когда уже отчаялись выбраться из почти непроходимых зарослей. Поняв, что именно сюда они направлялись, бойцы нашли хату, в которой жили дед с бабкой Чеснока, и попросились на постой. Сказали, что они – боевые товарищи их внука (о его смерти умолчали).

И теперь они отдыхали, залечивали раны, нанесенные оборотнем, и думали о будущем. Сычук собирался податься за кордон, а Козорез рассчитывал пересидеть тяжелые времена где-нибудь в глуши. Но однажды произошло событие, поставившее точку на этих планах.

Была ночь, но товарищам не спалось. Они вышли во двор покурить. Молча свернули «козьи ножки», затянулись… На небе светила полная луна. Козорез глянул на нее и вдруг почувствовал, что с ним что-то происходит. Тело начало как бы распирать изнутри; руки затряслись, лицо задергалось… Резко обострились зрение, слух и обоняние. Козорез испуганно глянул на Сычука и обнаружил, что и с ним не все в порядке – Василий изгибался, глухо ворча, словно его тело крутила какая-то сила. Взгляды их встретились, и Козорез испугался еще больше – глаза Сычука отсвечивали красным огнем. Он хотел что-то сказать, открыл рот, и Игнат с ужасом увидел блеснувшие в лунном свете длинные клыки.

Козорез вытянул вперед руку, словно пытаясь защититься от наваждения, и обнаружил, что на ней откуда-то появился густой волосяной покров. С каждым мгновением он становился все гуще, а ногти начали удлиняться, пока не превратились в настоящие когти.

Козорез осознавал, что он – это он, Игнат, бывший боец повстанческого отряда атамана Зубатого, но в то же время чувствовал себя столь необычно… Ему вдруг захотелось кого-нибудь убить. Посмотрел на Сычука – и увидел огромного волка, стоящего на задних лапах.

«Оборотень!» – пронеслось в мозгу, и тут же появилась другая мысль: «А я-то кто?»

Без слов они поняли друг друга. Сорвавшись с места, два волка исчезли в ночном лесу.

Утром к Козорезу, сидевшему на бревне и курившему, подошел Сычук. Молча сел рядом, закурил.

Прошло несколько минут. Наконец Сычук заговорил:

– Да, Игнат… Влипли мы с тобой…

Козорез не ответил.

– Теперь уж ничего не поделаешь… Знать, судьба у нас такая…

– Судьба! – проворчал Козорез. – Если б не ты… Крест ему захотелось забрать! Лежал бы сейчас тот вовкулак спокойно в склепе, и мы нормальными были бы… судьба!

Сычук примирительно сжал ему руку:

– Да кто ж знал? Но ты не переживай. Разве плохо ночью было?

Игнат усмехнулся:

– Ну… Я так хорошо себя никогда не чувствовал. Такая сила!

– Вот видишь! Может, оно и к лучшему, что мы оборотнями стали, а? Говорят, они бессмертные.

– Да ты что?

– Точно. Разве что серебряной пулей можно убить. Или вот таким крестом, как у меня. Еще можно голову отрубить. Только головы мы с тобой подставлять никому не будем. Про серебряные пули нечего и говорить – кто их отливать-то станет? А крест – у меня. Значит, Игнат, мы с тобой в безопасности. И можем делать все, что захотим. Например, поквитаться с большевиками.

– Как?

– Как? А горло им рвать. Только кусать не надо, а то станут такими, как мы. Так что кое-кому придется сдохнуть.

Козорез подумал и кивнул:

– Наверно, ты прав. У меня на них ба-альшой зуб имеется!

Сычук поднял указательный палец:

– Вот про зубы как раз забудь. Только когти!

…Лето заканчивалось, а Кречет все никак не мог покончить с бандой Зубатого. Вернее, большую ее часть он сумел уничтожить, но небольшой отряд продолжал появляться в разных местах Полесья, оставляя за собой кровавый след. Кречет следовал за бандой буквально по пятам, устраивал засады, загонял в непроходимые чащи, и тем не менее Зубатый каждый раз ускользал.

И все-таки настойчивость Кречета принесла свои плоды. В одном из отдаленных сел он настиг остатки банды и вырубил всех, кто еще оставался в живых. А захваченного Зубатого пустил в расход сам командир на глазах немногочисленных селян.

Кречет произнес речь, главным образом состоявшую из лозунгов, и пообещал селянам, что теперь их жизнь станет просто райской, поскольку заботу о них берет на себя Советская власть. С чем и отбыл.

Доложив командованию о выполнении приказа – ликвидации банды Зубатого, Кречет получил отпуск, который собирался провести дома, в небольшом рабочем городке на севере Украины.

Но когда он сдавал дела помощнику, появились слухи о непонятных смертях ответственных советских работников как раз в тех местах, где действовала банда Зубатого. Вернее, это были не слухи, а факты. Не успевали назначить человека на должность председателя райисполкома, сельсовета и т.д., как вскоре его находили мертвым. И что характерно – все работники были убиты одинаковым способом: их горло перечеркивали четыре узкие бороздки. Похоже было на то, что кто-то специально убивает советских работников одним и тем же образом, чтобы вселить страх в людей. Мол, попробуй только вылезти в начальство, тут тебе и конец!

Органы Украинской ЧК, тогда еще недостаточно укомплектованные, пытались принять меры, но они не дали результата. Тогда вспомнили о Кречете.

Отпуск отменили, и Савелий снова сел в седло. С отрядом в двадцать сабель днем и ночью он прочесывал районы, где совсем недавно преследовал Зубатого. Теперь обстоятельства изменились. Банды уже не было, но смерть продолжала носиться над этими местами. Как только в каком-то селе выбирали председателя комитета незаможных селян, через несколько дней его находили мертвым. Причина смерти была одна и та же – перерезанное горло. Кречет не успевал за событиями.

Тогда он решил опередить их. Узнав, что в Глушковке скоро будут выбирать председателя комнезама, он с отрядом прибыл в окрестности данного села и засел в лесу.

После завершения бурных выборов наблюдатели, оставленные в селе, оповестили, что никаких посторонних не выявлено. Но Кречет знал, чего хотел.

В обстановке полной секретности отряд провел в лесу несколько дней. И вот однажды вечером прибежал паренек, сообщивший, что в селе появились незнакомые люди. Кречет тут же поднял отряд и повел его в село.

Они успели вовремя. В сельсовете застали двоих неизвестных, угрожающих новоизбранному председателю Глушковского сельсовета наганами. Их быстро скрутили. Отвечать на вопросы они отказались, имен своих не назвали, и Кречет, недолго думая, вынес приговор – расстрел.

На рассвете этих двоих вывели на околицу села и поставили под деревьями. Как ни странно, они стояли спокойно, тихо переговаривались, не обращая внимания на нацеленные на них винтовки. Когда Кречет скомандовал: «Пли!», один из них насмешливо посмотрел на бойцов, приложившихся к прикладам, и высунул язык. Грянул залп, незнакомцы упали.

Зарывать их не стали, забросали ветками здесь же, под деревьями.

После этого расстрела убийства активистов прекратились. Кречет доложил начальству о завершении своей миссии, получил-таки отпуск и уехал отдыхать. 

Гражданская война подходила к концу. Наступал период мирного строительства.