ЧАСТЬ
II. «ПРИМА»
14
В день возвращения из Крыма Макс был потрясен
страшным известием: чуть было не погиб Славик Котов.
В изложении Стаха дело было так: Кот и Хазар
возвращались со дня рождения своей приятельницы. В темном парке их остановили
шесть человек с Железки. Всмотрелись в лица:
– Откуда?
Хазар, будучи человеком известным в городе,
решил, что его все равно узнают, и принял удар на себя:
– Я – с Чернова.
Тот, что спрашивал, сказал:
– Тебя-то нам и надо.
Стоявший сбоку парень сделал резкий выпад, но
Хазар нагнулся и, когда железковец по инерции «пошел за рукой», ударил его
локтем по затылку. Парень упал, а на Хазара бросились еще четверо, поняв, что
поодиночке с ним не справиться.
К Славику шагнул долговязый железковец, занося
руку. Кот быстро проговорил:
– Я – с Дизельной.
Долговязый с сомнением посмотрел на него, кивнул
и отвернулся.
Этого и ждал Кот, вложивший всю свою силу в удар
сбоку. Длинный охнул, схватился за лицо и осел на землю.
Орудуя кулаками, Кот пробился к Хазару. Черновцы
встали спина к спине. Мощный Хазар и ловкий Кот, хорошо взаимодействуя, упорно
сопротивлялись, но в конце концов стали сдавать. Они предприняли попытку
прорваться, и это им удалось, но в последний момент один из железковцев успел
пырнуть Славика финарем. Кот упал, его стали топтать. Хазар вернулся, выломал
из забора доску и обрушил шквал ударов на головы «железяк». Они не выдержали
его бешеного натиска и бежали.
На остановленной машине Хазар отвез Славика в
больницу. Состояние его было очень тяжелым: ножевое ранение в живот, переломы
ребер, руки, повреждение почек и сотрясение мозга. На лице, как сказал Хазар,
не было живого места.
Макс, очень любивший бесшабашного Славика, даже
застонал, когда услышал это. Обхватив голову руками, он сел в углу комнаты
Эйса, где в тот день собралась «Прима», и что-то бормотал себе под нос. Эйс
разобрал:
– Лучше бы меня...
Медленно, очень медленно ползло время. Никто не
проронил ни слова. Ольга и Галка тихонько плакали, парни сидели угрюмые, хмуро
глядя прямо перед собой. Тишина давила на уши, становилась невыносимой.
Ольга всхлипнула:
– Господи, хоть бы живой остался!
– Не каркай, – оборвал Кулак.
Макс отнял руки от лица, резко встал. Взгляды
черновцев скрестились на лидере «Примы».
Он оглядел их, таких родных и близких, долгих
четыре года живших с ним одной жизнью, одними интересами, доверявших ему так
же, как он доверял им. За каждого из них он готов был драться со всем миром.
Сейчас они ждали его слова. И он сказал:
– Слушайте... То, что случилось со Славиком...
Его голос едва заметно дрогнул.
– Мы знали, что это может быть с каждым из нас.
Мы четыре года каждое утро просыпались с этой мыслью и в конце концов привыкли
к ней. Нам стало казаться, что с нами этого не произойдет никогда. Теперь, –
Макс нервно провел рукой по волосам, – когда это все же случилось, я особенно
почувствовал, как вы... как вы все мне дороги.
«Примы» смущенно потупились: только сильное душевное потрясение могло
заставить Макса говорить так. Галка с Ольгой вытирали слезы.
– Я не хочу, чтобы с кем-нибудь из вас
повторилось то же. И поэтому я говорю вам: больше на драки мы не ходим. Хватит
с нас одного Славика.
Черновцы переглянулись. Макс заметил это:
– Если кто-то боится Пана или Гулливера, пусть пойдет к
ним и скажет: больше я не буду ходить драться, потому что так нам сказал Макс.
Пусть спрашивают с меня... Я отвечу.
… Через несколько дней Черново схлестнулось с
Вокзалом. Никого из «Примы» в рядах черновцев не было.
А еще через день в дверь квартиры Макса
позвонили. Открыв, он увидел паренька лет тринадцати. Неуверенно улыбаясь, он
сказал:
– Макс Борисов – это ты?
– Чего тебе? – уже зная ответ, спросил Макс.
– Выйди на минуту. Там с тобой поговорить хотят.
Секунду поколебавшись, Борисов бросил:
– Сейчас.
Закрыв дверь, он постоял, глядя на себя в зеркало,
невесело усмехнулся, набросил куртку и вышел.
У подъезда его ждал тот паренек.
– Пойдем, – сказал он и повел Макса в угол двора.
Там, в тени старой ивы, его ждали Гулливер и Бизон. Бизон угрюмо рассматривал
свои руки, поминутно сплевывая в сторону. Гулливер слегка улыбнулся, увидев
Макса:
– А вот и Макс! Пришел, молодец!
Бизон только глянул мрачно и промолчал.
Гулливер подошел поближе.
– У нас к тебе, Макс, один вопрос: почему вчера
не было никого из ваших? Я передавал, чтоб вы пришли. Ты знал об этом?
Борисов облизнул пересохшие губы:
– Знал.
– Тогда в чем же дело?
Макс посмотрел ему прямо в глаза:
– Мы больше не участвуем в этих делах. С нас
хватит.
– Это ты так решил? – глумливо спросил Гулливер.
– Да, – просто сказал Борисов, – я так решил.
Гулливер взглянул на Бизона, развел руками:
– Ну, тогда...
И молниеносным ударов разбил Максу губу. Борисов
отскочил к дереву, сплюнул кровь и в следующий момент отразил выпад Бизона,
направленный ему в голову. Уклонившись от кулака Гулливера, Макс сложенными
пальцами ткнул его в глаз. Гулливер взвыл и отступил, но в это время Бизон
сбоку нанес Максу удар по почке.
Дикая боль расплеснулась по всему телу. Макс с
трудом устоял на ногах, неимоверным усилием сконцентрировал волю и ушел в
глухую защиту.
Удары сыпались один за другим. Отточенная за
четыре последних года реакция и врожденная ловкость позволяли Борисову
сдерживать этот натиск. Как ни старались Бизон с Гулливером, ничего поделать с
Максом они не могли. Выдохшись, они остановились. Тяжело дыша, они смотрели на
Макса, а он смотрел на них.
Немного придя в себя, заговорил Гулливер:
– Ты что, дурак? Не понимаешь, чем это для тебя
пахнет? Тебя же кончат, понял?
Макс выдохнул:
– Посмотрим. А моих не трогайте, ясно?
Разговаривайте со мной.
Гулливер плюнул:
– Ладно, Макс, встретимся. Будем разговаривать.
Пошли, Бизон.
Они ушли. Макс молча смотрел им вслед.
15
После этого визита прошло два дня, в течение
которых никто больше не тревожил Макса. А на третий день ему принесли повестку
из военкомата.
Он положил ее перед собой на стол, подпер голову
руками и долго смотрел на эту бумажку, означавшую, что Максим Борисов, Макс, отвоевал
за Черново положенный ему срок и призывается в ряды Советских Вооруженных Сил.
Впервые за последнее время на лице Макса появилась
улыбка:
– Наконец-то!
… В военкомат он пришел в прекрасном настроении. Во
втором отделении, где производился учет призывников, сунул повестку в окошко:
– Вызывали?
Пожилая женщина подняла голову от кипы бумаг,
посмотрела на повестку, затем на Макса и крикнула в открытую у нее за спиной
дверь:
– Володя! Пришел Борисов!
А Максу сказала:
– Зайди в комнату рядом.
В соседней комнате его ждал «Володя», он же
начальник второго отделения капитан Щукин, громадный мужчина с грозными усами,
закрученными вверх на гусарский манер.
– Максим Борисов? – спросил он.
– Угу, – сказал Макс. – Вызывали?
– Вызывали, вызывали, – невнятно проговорил
капитан. – Надо кое-что выяснить. Ты почему не комсомолец, Борисов?
Помявшись, Макс нехотя сказал:
– Да все как-то...
Капитан неодобрительно покачал головой:
– Непорядок, Борисов. У нас все молодые люди
должны быть комсомольцами.
– Почему? – спросил Макс.
– Что – почему? А как же? Что это такое: молодой
парень – и не комсомолец?
– Ну и что?
– Ты мне не чтокай! – рассердился Щукин. – В
общем, так: или ты сегодня же вступишь в комсомол, или я тебя в такую дыру
служить пошлю – жизни не рад будешь. Понял?
– Понял, – буркнул Макс, – чего ж тут не понять?
Только где же я в комсомол вступлю, если я сейчас не учусь и не работаю?
– Иди в горком комсомола, – посоветовал капитан.
– Там примут. А потом придешь ко мне. Все ясно?
– Да ясно, – с досадой сказал Макс, выходя в
коридор. – До свидания.
– Давай.
… Это неожиданное препятствие расстроило Макса.
Оказывается, чтобы попасть служить не в дыру, нужно быть комсомольцем. А кто же
тогда служит «в дырах»? Где набирают столько некомсомольцев, раз у нас «все
молодые люди должны быть комсомольцами»?
«Просто капитан хочет иметь среди призывников сто
процентов членов ВЛКСМ», – решил Макс.
Несмотря на уверения Щукина, что в горкоме его
обязательно примут в комсомол, Макс вовсе не был уверен, что его встретят с
распростертыми объятиями, и потому направился прямо к первому секретарю горкома
комсомола Шершню. Когда-то он вел историю в четвертом ПТУ, и у Макса с тех пор сохранились с ним
наилучшие отношения.
На втором этаже Макс нашел дверь с табличкой «Шершень
А.Ю.», потянул ее на себя и заглянул внутрь.
Шершень, молодой светловолосый человек в очках,
сидел за столом и что-то писал. Больше в кабинете никого не было. Макс решил
воспользоваться этим.
– Здравствуйте, Александр Юрьевич, – переступая
порог, сказал он. Шершень вскинул голову, секунду вглядывался, вспоминая. По
его лицу расплылась улыбка:
– Борисов! Какими судьбами! Сколько мы с тобой не
виделись – год? Или больше?
– Год и два месяца, – ответил Макс.
– Да-да, год и два месяца... Вот время идет! Ты
ко мне по делу или просто так, проведать зашел?
– По делу, – покраснел Макс. – Хотя и так хотел
зайти...
– Знаю я, как вы заходите, – рассмеялся Шершень.
– Ладно, шучу. Так что за дело?
Макс замялся:
– Да дело тут такое... неудобно и говорить... В
общем, мне надо вступить в комсомол.
Шершень с удивлением воззрился на него:
– Вступить в комсомол? Что это ты так вдруг?
Макс досадливо махнул рукой:
– Да военкомат заставляет. Направили сюда,
сказали: «Или сегодня же будешь комсомольцем, или пошлем служить в дыру».
Выручайте, Александр Юрьевич... по старой памяти.
Шершень нахмурился:
– Это, конечно, не дело так в комсомол поступать.
Но, – он вздохнул, – к моему глубокому сожалению, такой способ увеличения
рядов ВЛКСМ практикуется не первый год, и мы тут ничего не можем сделать.
Ладно, Макс, сделаем тебя комсомольцем.
Он взял телефонный справочник, полистал его,
нашел нужный номер и позвонил. Макс тем временем рассматривал многочисленные
брошюры за стеклом книжного шкафа.
– Алло! Завод стройматериалов? Миша, ты? Шершень
говорит. Слушай, Миша, такое дело: нужно одного парня в комсомол принять. От
военкомата. Да, опять. Максим Борисов. Борисов, говорю. Записал? Он сейчас подойдет.
Ну все, пока.
Шершень положил трубку, повернулся к Максу:
– Знаешь, где завод стройматериалов?
– Конечно, знаю.
– Отлично. Иди туда, найдешь Михаила Кравченко.
Он секретарь комсомольской организации завода. Скажешь, что ты – Борисов. Там
тебе дадут рекомендацию для поступления в комсомол. Придешь снова сюда, и мы
тебя примем. Понял?
– Понял. Спасибо, Александр Юрьевич.
– Потом благодарить будешь. Отправляйся.
… Через час Макс снова был в кабинете Шершня. Первый
секретарь горкома комсомола прочел рекомендацию, выданную Борисову на заводе
стройматериалов, удовлетворенно хмыкнул:
– Рекомендация хоть куда! Миша свое дело знает!
Известно тебе, Макс, что ты – передовик производства, спортсмен, защищающий
честь коллектива завода, дружинник, что ты поддерживаешь со всем коллективом
дружеские отношения?
Макс сделал круглые глаза:
– Да что вы! Никогда бы не догадался!
Он не выдержал и засмеялся. Засмеялся и Шершень:
– Вот так у нас дела делаются!
Посмеявшись, сказал задумчиво:
– Да, так у нас делаются дела... Стоит ли
удивляться, что комсомол теперь ни во что не ставят?
Макс придал лицу скорбное выражение. Шершень
погрозил пальцем:
– Ну-ну, не прикидывайся! Я-то знаю, что тебе на
все это наплевать. Ладно, к делу. Устав ВЛКСМ знаешь?
– Откуда?
– Я так и думал. А сколько орденов у комсомола?
– Знаю, шесть.
– Это уже что-то. А за что награждали, знаешь?
Макс задумался.
– Первый – за участие в гражданской войне, –
подсказал Шершень.
– Да, верно, за это! – подтвердил Макс.
Шершень скептически сказал:
– Если будешь так отвечать, ничего не выйдет.
Держи, – протянул он Максу маленькую книжечку в красном переплете. – Выучи, за
что комсомол получал ордена.
Он посмотрел на часы:
– Через полчаса я соберу бюро. Готовься.
Он вышел. Макс раскрыл книжечку и углубился в
чтение.
Через полчаса Шершень ввел Макса в комнату для
заседаний, где собрались члены бюро. Они шептались между собой, смеялись,
иногда поглядывая на Борисова. Он чувствовал себя неловко, словно участвовал в
каком-то нечестном деле.
Шершень сел во главе стола, откашлялся и сказал:
– Мы собрались, чтобы рассмотреть вопрос о
принятии в члены ВЛКСМ Борисова Максима. Рекомендацию для поступления дала
комсомольская организация завода стройматериалов.
Он зачитал рекомендацию. Члены бюро занимались
своими делами, делая вид, что внимательно слушают. Шершень спросил:
– У кого будут вопросы к Борисову?
Толстая девушка вздохнула и сказала:
– Сколько орденов имеет комсомольская организация
нашей страны?
– Шесть, – уверенно ответил Макс.
– А за что она получила орден в сорок пятом году?
– За войну.
– Не за войну, а за участие в войне, – поправила
девушка.
– За участие, – послушно повторил Макс.
– Вопросов больше нет, – сказала девушка.
Поднялся
Шершень:
– Ну что, товарищи, я думаю, Максим Борисов
достаточно хорошо знает историю комсомола, знаком с Уставом ВЛКСМ, с
требованиями, предъявляемыми к члену нашей организации.
Максу было ужасно стыдно. Шершень закончил:
– Думаю, можно принять Максима Борисова в ряды
ВЛКСМ. Кто за это предложение, прошу голосовать.
Поднялись руки. Шершень констатировал:
– Единогласно. Поздравляю, Борисов.
… В канцелярии молоденькая девушка, чуть ли не
ровесница, сказала Максу:
– С тебя рубль тридцать.
– За что? – не понял он.
– За комсомольский билет и значок, – пояснила
девушка.
Макс порылся в карманах:
– У меня только шестьдесят копеек.
Девушка с сочувствием посмотрела на него:
– Ладно, давай.
Она спрятала мелочь в ящик стола, достала из
другого ящика значок и билет, вписала
данные Макса и протянула ему:
– Держи.
Макс сунул их в карман, попрощался и вышел.
Со времени разговора с капитаном Щукиным прошло
три часа.
16
Отгремели проводы Бурого и Мишеля; наступил вечер
второго октября. Сегодня «Прима» провожала в армию своего премьера.
В квартире Борисова собралась вся «Прима», кроме
Кота: он все еще лежал в больнице.
Уже были сказаны все полагающиеся в таких случаях
тосты: за призывника, за легкую службу, за скорейшее возвращение, за родителей
и т.п. Половина гостей, в основном девчонки, сидела за столом, другая, мужская,
часть пела на кухне песни.
Макс и Андрон сидели на полу с гитарами, Найн и
Джо – на столе, Хазар, Эйс и Стах стояли у стены. Обняв друг друга за
плечи, пели о том, как девушка провожала парня в армию, а в это время журавли
караваном улетали на юг. Эта песня досталась им по наследству от старших
поколений.
Когда допели, Эйс вздохнул:
– Вот уйдешь, Макс, кто играть будет?
Макс слегка стукнул его по колену:
– Брось, Серега. Андрон остается, Джо играет,
кого тебе еще? И сам учись, пригодится.
Эйс безнадежно покачал головой:
– У меня терпения не хватает учиться. И не в Андроне с Джо дело. Просто
привыкли мы к твоей гитаре... Нам ее будет недоставать.
Джо сказал:
– Ты, Эйс, такое мелешь! Не будет же Макс всю
жизнь нам играть.
Макс поднялся:
– Это точно! Ну что, пойдем к дамам, а то они уже
соскучились, наверное.
… Они танцевали, пели, вспоминали боевые эпизоды и кто,
как и когда познакомился с Максом, и снова танцевали, пели...
Когда ночь была на исходе, Макс стал собираться.
Надел старый свитер, куртку, побывавшую во многих делах, взял туго набитый
рюкзак.
Друзья ждали его внизу. Он в последний раз присел
на свой диван, погладил магнитофон и сказал висящим на стенах плакатам групп:
– Ну, пока.
… По дороге в военкомат он сказал своим
провожающим:
– Зайдем к Шаху. Его тоже сегодня забирают, я с
ним договорился, что заскочу.
Шах, Ленька Шахов, учился с Максом в четвертом
ПТУ в одной группе.
Дверь открыл сам Ленька. Увидев Макса, заспешил:
– Сейчас, сейчас, я только оденусь! У меня все
готово, только оденусь!
Он побежал в комнату, откуда доносились голоса
гостей и Фредди Меркюри. Макс ждал на площадке.
Из дверей высыпали гости. Кое-кого Макс знал. Внезапно
он увидел у них за спинами, в глубине коридора, Таню Савченко. Она пристально
смотрела на него.
Макс улыбнулся ей, она сдержанно кивнула, не
отводя глаз от его лица. Максу стало неловко: хоть бы сказала что-нибудь.
Гости Шаха шныряли туда-сюда, а Таня все стояла
на одном месте и смотрела, смотрела на Макса, прощаясь с ним взглядом, впитывая
в себя его лицо, улыбку, голос...
Появился одетый по-походному Шах, и они все
вместе двинулись вниз. Макс еще раз встретился глазами с Таней. Она сделала
губами движение, напоминающее поцелуй. Макс именно так его и понял.
В военкомат она не пошла.
… Призывники отметились; им выдали военные билеты
и отпустили проститься с родными и друзьями.
Макса окружили «Примы». Его, как водится, хлопали
по плечам, по спине, опять желали легкой службы и скорейшего возвращения,
обнимали. Девчонки плакали и лезли целоваться.
Раздался зычный голос капитана Щукина:
– Призывники, в автобус!
Макс обнял мать, поправил рюкзак:
– Ну, мужики...
– А ну, ребятки, – крикнул Хазар, – взяли!
И не успел Макс опомниться, как, подброшенный сильными руками, взлетел
в начинающее светлеть небо.
– Кого это там бросают? – спросила молоденькая
рыжеволосая девушка своего парня. Он ответил:
– Это «Прима» провожает Макса.
В автобус Макса внесли на руках. Растроганный, он
благодарно улыбался:
– Спасибо, мужики... Спасибо...
Снова прогремел Щукин:
– Посторонним покинуть автобус! Отправляемся!
Провожающие вышли.
Автобус, угрюмо бурча, проехал в конец улицы,
развернулся и пропылил мимо военкомата. Макс увидел мелькнувшее в толпе лицо
матери, еще чьи-то знакомые лица. «Примы» не было видно.
«Уже ушли? Так сразу?»
При повороте на главную магистраль города автобус
притормозил, и в тот же миг раздался оглушительный крик:
– Макс! Макс!
Макс кинулся к окну.
Они все были здесь. Стоя на бордюре, они вскинули
вверх руки и приветствовали своего лидера:
– Макс!
Макс успел махнуть им. Автобус покатил дальше,
крики постепенно затихли.
Капитан Щукин, усмехаясь, посмотрел на Макса:
– Твои, что ли?
Макс счастливо улыбнулся:
– Мои.
Проплыли мимо последние домики на окраине, и
автобус пошел быстрее. Макс оглянулся на город.
Здесь он прожил восемнадцать лет, учился,
работал; здесь он приобрел замечательных друзей, узнал радость и горе, любовь
и страдание. Город был его Родиной.
Тихо, чтобы никто не услышал, Макс сказал:
– Прощай! Я скоро вернусь!
И город так же тихо ответил:
– Прощай! Возвращайся!
17
«Здравствуй, Макс!
От имени и по поручению «Примы» пишет тебе Лозовой, он
же Найн. Они все тут сидят и подсказывают, что писать.
Вот уже прошел месяц с тех пор, как тебя забрали. У нас
все тихо, драк нет. На Черново осталось мало людей. Ушли Пан, Бизон, Гулливер,
Шипр, Скрыня и много других.
Без тебя скучно стало. Мы все вспоминаем этот
последний год. Хорошо погуляли!
Эйс на своем электровозе переехал человека. Убийца.
Видели недавно Таню, просила передать тебе привет. Плохо ей с Толиком живется.
О, Андрон отбирает ручку, хочет писать. Уступаю
силе. Найн.
Макс, мы тут решили группу организовать. Я и Славик на
гитарах, Эйс на барабанах. Уже написали несколько песен, репетируем. Жалко, что
тебя нет. Андрон.
Привет, Макс. Пишет Эйс. Не слушай придурковатого Найна.
Человека мы переехали потому, что он был совсем готовый, сам упал на рельсы.
Мы тут ни при чем.
А так у нас все по-старому. Ходим на дискотеки, в кино.
В общем, тоска. Нашел себе подругу. Таскаюсь с ней, но уже начинает надоедать.
Наверно, брошу. Эйс.
Здравствуй, Макс! Нам тебя очень не хватает! Пиши нам
чаше и, если можно, приезжай в отпуск! Мы все тебя очень любим! Ольга К.
Макс, я уже выписался из больницы. Чувствую себя
неплохо. Скоро можно будет вести прежнюю жизнь. Правда, старики теперь никуда
не пускают. Как ты там? Не представляю тебя в военной форме. Славик Кот.
Если что нужно будет, напиши. Вышлем. Хазар.
Макс, смотри там, держи черновскую марку! Ты же у
нас молодец! Брызгин (Кулак).
Макс, я буду ждать тебя. Никто не верит, что я
дождусь, а ты верь. Инна.
Максик, пришли свою фотографию! Так хочется
посмотреть на тебя в форме! Галя.
Привет от Мишеля и от Бурого. Мишка служит в
Днепропетровске, а Сашка – в Виннице. Высылаю их адреса. Стах.
Привет, Макс! Меня скоро тоже забирают. Наверно, в
связь. Это прикол! Пришлю свой адрес, будем переписываться. Глухарь.
Макс, скорей бы время шло, и вы все вернулись
домой! Мы вас ждем! Валя.
Пишет Зайцев. Скоро Октябрьские праздники, наверное,
будем гулять у меня. Поздравляю тебя заранее. Джо.
Опять пишет Найн. Как тебе наше коллективное письмо?
Новостей особых нет, поэтому каждый написал понемножку. Не обижайся, если что
не так.
Будем заканчивать. У нас еще тепло, деревья стоят
желтые, красиво. Да ты и сам знаешь, как у нас в это время.
Ну, вот и все. Черново шлет тебе привет. Письмо
писали:
Найн и Андрон, Эйс
и Хазар, Джо и Кот, Стах и Валя, Коняхина, Зайка и Медиатор, Глухарь и Кулак.
А все вместе – «Прима».
Комментариев нет:
Отправить комментарий