ЧАСТЬ
II. «ПРИМА»
11
В начале июня Макс, Андрон и Найн сидели во дворе под
старой ивой и наблюдали за игрой в домино. Игра проходила весело, с комментариями
участников и зрителей.
Один из игроков, пожилой мужчина в расстегнутой
рубашке, нагнулся, вынул из-под стола бутылку портвейна, подмигнул и
приложился к горлышку.
Отпив несколько глотков, он счастливо вздохнул,
спрятал бутылку и сказал:
– Люблю, когда на природе!
Андрон цокнул языком:
– Романтик ты, дядь Витя.
– Сам ты это слово, – отмахнулся дядя Витя.
Мужчины засмеялись.
– Не обижайся, Витек, на тезку, – сказал партнер
дяди Вити, загорелый шофер-дальнобойщик Никитин. – Ему только и осталось, что
вино да домино. С женой и то уже не сладит. Верно, Михалыч?
– На что она мне? – вяло проговорил дядя Витя,
глядя на свои камни.
– Половой аутсайдер, – под хохот доминошников
констатировал Найн.
Посидев еще немного, трое друзей отправились в гости к Михееву. Но
попали они совсем в другое место.
… Возле продовольственного магазина они увидали знакомых
черновцев, Сороку и Шипра, а также Толика Бабку с Кооператива. Первые
двое, совершенно пьяные, приставали к
парню сельского вида, а Толик безуспешно пытался оттащить их в сторону. Заметив
«Прим», он позвал их на помощь.
– Помогите, мужики, отвести их отсюда куда-нибудь!
Запарился с ними. Привязались к пацану...
– Заткнись! – оборвал его Шипр, крепкий невысокий
парень лет семнадцати, и снова повернулся к жертве:
– Ты, жлоб, гони деньги!
Перепуганный парень дрожал и молчал. Сорока тряс
его за воротник, а Шипр грубо толкал в грудь и шлепал ладонью по карманам.
У магазина собралась толпа. Люди возмущались,
однако никто не осмеливался вмешаться.
Макс взял Сороку за руку, оторвал от несчастного
парня и сказал негромко:
– Пойдем отсюда, пока ментуру никто не вызвал.
Сорока попытался вырваться, но Борисов держал
крепко.
– Подожди, Макс, дай я ему раз...
– Пошли, пошли, не будь дураком.
Андрон и Найн взяли под руки Шипра и помощью
Толика Бабки повели от магазина. Шипр сумел, однако, вырваться, подскочил к
парню, растерянно застывшему на месте, и ударил его по лицу.
– Что ты делаешь, паразит! – закричали в толпе,
но и на этот раз никто не сдвинулся с места.
Андрон и Найн схватили Шипра и поволокли прочь,
ругая последними словами.
Уйти далеко они не успели. На соседней улице их
нагнала «Волга»; из машины выскочили несколько милиционеров и мужчина в
штатском. Штатский крикнул:
– Всем стоять на месте! Вы задержаны!
– Доигрались! – зло бросил Макс Сороке.
Штатский представился:
– Помощник прокурора Покотило. Следуйте за мной.
Макс удивился:
– Я не понял, при чем здесь прокуратура?
– Там поймешь. Вперед!
Прокуратура была рядом, через три минуты
задержанные уже сидели в коридоре, строя догадки, чем все это кончится. Ввели
какого-то мужчину с сумкой. Покотило показал пальцем на черновцев:
– Эти?
Мужчина всмотрелся и закивал:
– Эти, эти. Привязались к бедному парню, деньги
отбирали, били его. Они.
Макс возмутился, что их всех так огульно свалили
в одну кучу, но промолчал. Никто из черновцев не проронил ни слова.
Покотило ушел и вернулся через несколько минут.
– Всех – в отделение!
Их вывели во двор прокуратуры. Там стоял грузовой
автомобиль, и черновцев посадили в кузове особым образом: на полу, три пары
спина к спине, ноги упираются в борта. По углам на бортах села охрана.
По пути увидели на тротуаре знакомых. Андрон
хотел им что-то крикнуть. Предупреждая его, один милиционер ударил Витьку
носком сапога в бедро. Андронов вскрикнул и схватился за ногу, тихо ругаясь
сквозь зубы.
Когда прибыли на место, из здания милиции выбежал
маленький полный майор с пистолетом в руке. Подскочил к черновцам, оглушительно
закричал:
– Становись по два! Руки за спину!
Это было так нелепо, что Макс подумал: в своем ли майор уме? Найн и
Андрон переглянулись и опустили головы, скрывая усмешку.
Их построили парами. Стоя рядом с Сорокой, Макс бормотнул:
– Не хватало еще, чтобы этот придурок за нас
взялся.
Сорока ответил:
– У меня сейчас мочевой пузырь лопнет.
… В большой комнате – дежурный за перегородкой,
стулья у стен, и больше – ничего.
Черновцев усадили всех рядом. Менты расположились
кто где. Майор взял толстую тетрадь в коричневом переплете и ручку.
– Фамилия? – это Борисову.
– Беспалый.
– Имя-отчество?
– Сергей Петрович.
– Работаешь, учишься?
– Учусь.
– Где?
– ПТУ четыре.
– А-а, бандитская школа. Фамилия? – это Андрону.
– Свиридов.
– Имя-отчество?
– Андрей Андреевич.
– Работаешь, учишься?
– Учусь. ПТУ четыре.
– Тоже бандитская школа. Фамилия? – это Найну.
– Петров.
И т.д.
Макс шепнул Андрону:
– Зачем сказал, что в «бурсе» учишься? Я-то
окончил уже, пускай ищут, а тебе еще год...
– Так фамилия же, – удивился Андрон.
– Фамилия... А если сам придет?
Тем временем запись фамилий и прочего
закончилась. Майор отложил тетрадь, прошелся по комнате. Остановился напротив
Андрона, свирепо взглянул на него:
– Ты грабил?
Витька перепугался, но ответил довольно твердо,
недоуменно подняв брови:
– Нет. Кого грабить-то?
– Никто никого не грабил, – добавил Борисов. –
Непонятно, за что задержали.
Майор потемнел.
– Та-ак... Дурака валять? Ладно. Мищенко!
Огромный краснолицый сержант подошел поближе.
– Возьми этого, – он показал на Андрона. –
Поговори с ним.
Сержант взял Витьку за руку:
– Пошли.
Витька попробовал сопротивляться:
– Куда? Я ничего не знаю. Пустите!
Сержант молча поволок его в глубины здания. Где-то
за поворотом коридора глухо хлопнула дверь.
Черновцы переглянулись. Они знали, как сержант
будет «говорить» с Андроном.
Майор подошел к Шипру.
– Ну, а ты? Тоже не грабил?
Шипр смог только помотать головой.
– Э-э, да он совсем готов! А ну-ка, Пилипенко, протрезви
его!
Пилипенко, грузный младший сержант с огромными
кулаками («И где они таких берут?» – подумал Макс), подошел к Шипру, поднял его
за воротник, секунду помедлил, примериваясь, и ударил под вздох.
Лучше бы он этого не делал, ибо в ту же секунду Шипра
вырвало, и форменные брюки младшего сержанта оказались забрызганными вонючей
жижей.
Майор и Пилипенко разразились ругательствами,
каких Макс никогда в жизни не слыхал, и вытолкали Шипра за дверь.
Майор глянул на Макса:
– Эй, ты, возьми тряпку и убери!
Макс возмутился:
– Чего это вдруг? Я, что ли, нарыгал?
– Что-о?!
Пилипенко, не дожидаясь команды, схватил Макса за
грудь и рывком поставил на ноги. Борисов вышел из себя:
– Убери руки, быдло! Ну?!
Пилипенко взревел:
– Ах ты ...!
Удар волосатого кулака пришелся в левую скулу.
Макс успел немного отклониться, и кулак лишь скользнул по лицу.
– Держи, Пилипенко! – крикнул майор.
Он схватил стоявшую в углу железную швабру и со
всего маху ударил Борисова по спине. Швабра согнулась дугой, у Макса
подкосились ноги, но он устоял.
– Держится, гад! – крикнул кто-то из ментов. – А
ну, дай я ему!..
Удар в голову, в живот, по почкам, еще в голову.
Подключаются все присутствующие, кроме дежурного, азартно наблюдающего за
происходящим и подающего советы коллегам.
«Не упасть! Упаду – конец. Не падать!» В голове –
гул, тело болит, ноги подламываются. «Не падать!»
Удар в ухо. Ощущение лопнувшей в голове лампочки.
Крики, сопение доносятся слабо.
– Дай я, дай я!
– Ну ты глянь, стоит!
«Стою. Стою».
Все. Нет ощущений. Ватные ноги, ватное тело,
ватная голова, вата в ушах. Пусть бьют.
Что это? Не бьют. Видно, устали. Тоже ведь люди.
Кто-то берет Макса под руку, выводит на улицу. В
глазах темно, тошнит.
Его усаживают на лавочку. Он опускает голову и
сидит, сплевывая розовую слюну.
Из раскрытого окна слабо доносится голос
дежурного:
– Задержали? Из четвертого ПТУ? У меня тут уже
есть несколько. Давай вези.
Кто-то залетел. Не повезло.
Что-то со слухом. Почти не слышен уличный шум.
В дверях показываются Сорока, Толик Бабка, Найн и
Андрон. Бабка сразу куда-то уходит. У Андрона рассечена губа, на щеке ссадина.
Он спрашивает:
– Как ты, Макс?
Борисов пытается улыбнуться:
– Говори громче, плохо слышу.
Найн мрачно говорит:
– Скоты!
– Вас били? – спрашивает Макс.
– Благодаря тебе – нет. Выдохлись. Только Андрону
перепало, а нас уже не трогали. А Шипр смылся.
– Молодец.
Макс с трудом поднимается с лавочки, Найн
подхватывает его под руку.
– Пойдем домой, Макс.
– Пойдем. Ничего... Все нормально.
Медленно двигаясь, они скрываются за углом. Майор отходит от окна,
задумчиво смотрит на свои руки и говорит дежурному:
– Что там у нас еще на сегодня?
12
– Макс!
Борисов оглянулся. Улыбаясь и протягивая руку, к
нему подходил Пан.
– Здравствуй, Макс. Ну, как ты?
Макс
усмехнулся:
– Как себя чувствуют после больницы? Неважно.
Пан нахмурился:
– Да, я слышал. У тебя что-то с ухом было?
– Барабанная перепонка лопнула.
– Это они умеют...
Они помолчали. После паузы Пан сказал:
– Макс, извини, конечно, что я к тебе по такому
делу... Я понимаю, что тебе сейчас не до того, но... В общем, у нас тут
намечается небольшая гасилка. Надо, чтоб были твои ребята.
– Почему? – спросил Макс. – Разве нельзя обойтись
без нас, раз она небольшая?
– Небольшая, да, но кто знает... У нас многие
разъехались – лето, сам понимаешь. А твои все здесь. Без вас не обойтись.
Макс исподлобья глянул на Пана:
– Слушай, Саня, а ты не боишься?
– Чего?
– Залететь. Я после того суда пугливым стал.
Садиться неохота.
– А-а, вот ты о чем... Ну, не всем же сидеть.
Хотя такие мысли бывают, конечно. Да ладно, что загадывать наперед? Короче, вы
будете?
Макс вздохнул:
– Будем. Когда и с кем?
– Завтра вечером, с Железкой будем разбираться.
Меня предупредили, что они к нам должны прийти. Слон кого-то из ихних гасонул.
Так я вас жду завтра в семь.
– Ладно, придем.
– Ну, пока.
Пан пожал Борисову руку и пошел через дорогу.
Макс глядел ему вслед, о чем-то задумавшись, потом крикнул:
– Саня!
Пан обернулся:
– Что?
– Нет, ничего, – покачал головой Борисов, –
ничего.
– Не переживай, Макс! – крикнул Пан. – В первый раз, что ли?
– В том-то и дело, – тихо сказал Макс. – Пропади
оно пропадом!
* * *
Во дворе Пана
их собралось человек пятьдесят. Все – опытные бойцы. У всех – доски, арматура,
цепи, автомобильные антенны. Лица спокойные, сосредоточенные. Слушали Пана.
– Сделаем так.
Человек пятнадцать сядут в беседке, чтобы их было видно с той стороны дороги.
Остальные спрячутся. «Железяки» подумают – нас мало, и ломанутся. А мы их тут
встретим. Понятно?
– Просто и гениально, – сказал Бизон.
– Ладно тебе, – улыбнулся Пан. – Значит, так и
порешим. Располагайтесь.
Добровольцы, в их числе Макс и Эйс, сели в
беседку. Десять человек примостились здесь же на корточках. Остальные черновцы
попрятались кто где – в кустах, в подъездах, между деревьями.
Потянулись минуты.
Андрон, сидя у ног Макса, толкнул его в бок:
– Не знаешь, когда они придут? Приблизительно?
Макс посмотрел на него сверху вниз:
– Ну ты спросил! Они мне не докладывали.
Андрон пробормотал:
– Знал бы, что так сидеть придется, взял бы
стульчик.
– Пойди возьми, еще не поздно.
– Да ну тебя.
Начали рассказывать анекдоты.
… Когда было совсем уже темно, Андрон, у которого
затекли ноги, хотел подняться:
– Ну его к черту! Может, они сегодня вообще не
придут.
Макс удержал его:
– Подожди... На той стороне какое-то движение.
– Где?
Эйс вгляделся в темноту:
– Кажется, они.
Все замерли.
Мгновение тишины, и – оглушительный вой. Через
дорогу бросается темная толпа, размахивая досками, визжа и свистя. Их не так
уж много, всего человек тридцать. Не зная об ожидающем их сюрпризе, они несутся
к беседке, предвкушая скорую расправу над небольшой группой черновцев. Тактика
их ясна – налететь, «загасить», кого удастся, и сразу назад. Пока соберут силы,
они будут далеко.
Когда до беседки остается метров десять,
навстречу «железякам» непонятно откуда с ревом вылетает огромная, как им
кажется в темноте, черновская толпа.
Секундное замешательство дорого обходится «железякам»
– их сминают и начинают «гасить».
«Железяки» отчаянно сопротивляются. Терять им
нечего, и они идут на прорыв.
Грузный парень, вращая двумя руками доску,
бросается на Макса. Борисов успевает среагировать, ударом палки выбивает доску
и, не обращая больше на него внимания, врезается в гущу тел. Его бьют, и он
бьет. Дерутся молча, берегут дыхание. Слышно только сопение, стоны, хрипенье,
стук сталкивающихся досок.
Драка продолжается минуты две-три, затем группа «железяк»
вырывается из кольца черновцев и мчится через дорогу, надеясь оторваться от
преследователей. Черновцы гонятся за ними кварталов шесть, затем по одному
начинают отставать и, в конце концов, посчитав, что дело сделано, прекращают
преследование.
Усталые и счастливые, возвращаются домой.
Сегодня они – победители.
13
В середине сентября осень только еще начала свою работу.
Желтого цвета было мало, по-прежнему господствовал зеленый, почти не поблекший.
Днем было жарко, как летом, и только ночь уже сдалась осени, и та заявляла о
своих правах первыми редкими заморозками.
В один из чудесных сентябрьских вечеров во дворе
Макса сидели на лавочке сам Макс, Найн, Андрон, Мишель, Валя, Хазар и Эйс.
Разговор не клеился, больше молчали.
Когда уже стало казаться, что вечер так и пройдет
в бесцельном молчании, появились Ольга Коняхина и Галка Медиатор.
– Ого летят! – сказал Эйс. – Наверно, новую
сплетню узнали.
Действительно, девчонки, судя по всему, очень
спешили. Ольга, возбужденная, раскрасневшаяся, вытерла пот со лба и быстро
заговорила:
– Ух, наконец-то! Мы так бежали, так бежали!
Такая новость!
– Что еще за новость? – лениво спросил Макс.
Ольга многозначительно посмотрела на него:
– Да уж такая новость... Очень интересная
новость.
– Что ты бубнишь! – рассердился Хазар. – Говори
давай!
Коняхина обиделась:
– Какой ты грубый, Хазар! Ни за что бы не вышла
за тебя замуж!
– Слава богу! – буркнул Хазар.
– Да ладно, не томи, – вмешалась Галка. – В
общем...
– Нет, я, я, я! – закричала Ольга. – В общем,
Таня выходит замуж за Толика.
– Какого Толика? Флойда? –
спросила Валя.
– Какого же еще? Конечно, за него.
Невольно все посмотрели на Макса. Он
почувствовал, что краснеет, и рассердился:
– Что вы на меня смотрите?! Я что-то должен вам?!
– Нет, конечно, – ехидно сказала Ольга. – Таня
приглашает всех наших на свадьбу. И еще она просила передать некоему Максиму
Борисову, чтобы он был обязательно.
Макс и Мишель переглянулись. Мишель вопрошающе
поднял брови, Макс покачал головой.
– Что ты качаешь?.. – встревожилась Коняхина.
– Я не приду, – сказал Макс.
– Ты что, с ума сошел?! – испугалась Ольга. –
Таня просила!
– Я тоже не приду, – сказал Мишель. – Мы с Максом
уезжаем.
– Этого еще не хватало! – простонала Коняхина. –
Куда уезжаете?
– В Крым, в Алушту.
– Что вы там забыли?
Найн
сострил:
– От тебя хотят отдохнуть.
– Молчи, дурачок, – разозлилась Ольга. – Вы что,
другого времени не нашли?
– Самое время – бархатный сезон, – опять вставил
Найн.
– Я не об этом! Макс, Миша... Ну... Нам надо там
быть, всем! Она же не хочет за него выходить!
– Ее никто не заставляет, – бросил Эйс.
– Да, но... Она выходит, потому что... потому
что... вы сами знаете, почему!
– Интересно, почему же? Мы не знаем, может, ты
нам скажешь? – Макс сжал кулаки так, что побелели косточки.
– И скажу!
Скажу! Она выходит замуж из-за тебя! А ты даже не соизволишь прийти к ней на
свадьбу!
– По-твоему, я виноват? Что ж мне, самому на ней
жениться нужно было? Я тебя правильно понял?!
– Правильно! Она тебя любила, а ты!..
Макс внезапно успокоился:
– Что ж ты не продолжаешь? Я ее не любил. Ты это
хотела сказать?
– Да, – процедила Ольга, вскинув голову.
– Все правильно. Я ее не любил. И она это знала.
В чем же моя вина, гражданин прокурор?
Коняхина устало сказала:
– Я знаю, Макс, что ты любого переговоришь. Но ей
плохо, понимаешь? Если мы не придем... Надо поддержать ее. Пойдем, Макс, а?
Макс задумался. Ольга молча смотрела на него.
– Когда свадьба? – спросил он. – В эту субботу?
– Да, в эту. Пойдешь?
– Нет, – сказал Макс. – В пятницу мы уезжаем.
… В пятницу они не уехали. «Приме» стало
известно, что днем раньше Макс случайно столкнулся на улице с Таней и долго говорил
с ней. Стах, бывший свидетелем этого разговора, наблюдая издали, рассказывал,
что Таня все пыталась заглянуть Максу в глаза, а он упорно смотрел в сторону. О
чем они говорили, можно было догадаться.
На вопрос Миши о времени отъезда Макс ответил
так:
– Ладно, Мишель. Черт с ним, пойдем на свадьбу.
Уедем в воскресенье вечером.
Валя после его ухода вздохнула:
– Ой, ребята, что-то будет!
Стах поддержал ее:
– Может быть. Макс-то ничего, а Толик –
психованный малый, и про все эти дела знает.
– Не мелите ерунды, – перебил Мишель, – ничего не
будет. Что они, маленькие?
* * *
Музыку было слышно далеко от Таниного дома, где
справляли свадьбу. «Прима» сначала шла на звук, а потом стала видна толпа,
собравшаяся у распахнутых настежь зеленых ворот.
Макс вошел последним. Во дворе был раскинут
традиционный шатер, где под толстым брезентом, защищающим гостей от все еще
горячих солнечных лучей, были накрыты столы, стоящие буквой «П». Черновцев приветствовали
нестройными криками; поднялась суматоха, каждому искали место и чистые приборы.
Макса усадили – хуже не придумаешь: прямо
напротив молодоженов. Чувствуя себя крайне неловко, он пробормотал слова
поздравления и, не зная, на чем остановить взгляд, в конце концов уставился на
свидетельницу. Она покраснела и опустила глаза. Макс чертыхнулся про себя и
стал рассматривать потолок шатра.
Его соседом слева оказался незнакомый толстый
мужчина, справа сидели Кот и подруга Тани, тоже Таня, по прозвищу Унитаз.
Получила она его из-за голоса, который, по общему мнению, дребезжал, как вода
в унитазе.
Не успели оглядеться, как предложили тост «за
молодых».
Макс налил себе водки, бросил быстрый взгляд на
Таню. Она смотрела на него. Он поднял руку с рюмкой, чуть улыбнулся и выпил.
Славик ухаживал за соседкой:
– Татьяна, предлагаю изумительное свежее сало.
Очевидно, у жениха есть в селе знакомый кабан, который прислал этот
распространенный в наших местах деликатес. Нет желания? Тогда попробуй оливье,
или, как его у нас называют, концентрат РМ.
– Что еще за РМ?
– Рвотная масса.
– Фу, дурак!
«Славик себе не изменяет», – подумал Макс.
Говорить
ему было не с кем, да и не хотелось. Он молча сидел за столом, прислушиваясь к
разговору Кота с Унитазом женского рода и наливая себе, когда провозглашали
тосты, не очень в них вникая.
Незаметно для себя он опьянел. Мысли стали
путаться. Таня несколько раз тревожно посмотрела на него. Макс рассердился:
«Смотрит... Выпить нельзя! Свадьба это или что?..
Где еще пить, как не здесь?»
Макс огляделся. За столом многие были в таком же
состоянии, а некоторые и в худшем. Макс утешился:
«Ничего, нормально».
– Славик, – нагнулся он к Коту, – пошли покурим.
– Ты ж не куришь, – удивился Кот.
– Ладно, пошли.
Славик глянул на молодых, понимающе подмигнул:
– Понял.
Они выбрались из-за стола. Их примеру последовало
несколько человек, затем поднялись все. Отец невесты объявил большой перекур.
… За сараем мужчины курили и обменивались свежими
анекдотами. Черновцы делились впечатлениями.
– Невеселая свадьба! – сказал Мишель. – Толик
улыбается, а сам все на Макса смотрит.
– Да? – удивился Макс. – Я не заметил.
– Да ты уже вообще ничего не замечаешь.
Хазар сказал:
– Зря вы все-таки не уехали. Толик взвинченный,
как бы чего не вышло.
Макс усмехнулся:
– Классическая фраза. Ерунда, не бери в голову.
– Я не о тебе беспокоюсь. Как бы он не отыгрался
на Тане.
Макс помрачнел. После короткого раздумья
произнес:
– Нет. Не посмеет.
– Да кто его знает...
Свадьба шла своим чередом. Выпито было много;
неоднократно поднимались на перекуры и по другим надобностям. Уже никто не
провозглашал тостов, гости пересаживались, кто к кому хотел, вели
глубокомысленно-бессмысленные разговоры. Молодежь танцевала, старики пели
народные песни, им подпевали Макс, Славик и Андрон; Кулак и Найн спали в сарае.
Возле молодых было пусто. Они сидели рядом, не
глядя друг на друга, и оба думали об одном человеке. И он, и она страдали из-за
него: она потому, что любила этого человека, он потому, что ненавидел его.
… Расходились поздно. Вытащили из сарая Найна и
Кулака, облили водой из колодца, оторвали, с большим трудом, Кота от Унитазихи,
и все вместе вышли со двора.
Когда они отошли уже довольно далеко, Валя
сказала Мишелю:
– Ну, как будто все обошлось. Толик себя
нормально держал. А я боялась, ужас!
– Что ж ему, до потолка прыгать? – сказал Мишель.
– Ты скажешь! Я боялась, что он может психануть
из-за Макса и что-нибудь устроить.
– Подожди, еще устроит. Видела, сколько он пил?
– Да видела. Господи, хоть бы он Таню не тронул!
У первого поворота их догнала Таня. Запыхавшаяся,
она вынырнула из темноты и подошла к черновцам. Белый наряд невесты она сняла и
была в своем старом темно-синем платье, которое когда-то, сто лет назад, любил Макс.
Даже в темноте было видно, как Таня бледна.
– Ребята, – запинаясь, сказала она, – я провожу
вас, ладно?
– Да зачем, Таня? – сказал Джо. – Дорогу мы
знаем.
Медиатор незаметно толкнула его:
– Молчи, недоумок.
– А что я сказал? – не понял Зайцев.
Галка глазами указала на Макса.
– А-а, – тихо протянул Джо. – Понятно. Только
толкать под ребра все равно не стоило.
– Ладно, не развалишься.
Все понимали, почему Таня провожает их, и от
этого чувствовали себя неловко. Медленно шли они по темной улице, и в этом
неспешном движении, в молчании идущих, в запахе осени, доносившемся из черных
садов, чувствовалось что-то печальное, как будто они возвращались не со
свадьбы, а с похорон близкого человека.
Долго это продолжаться не могло, и Макс, понимая,
что разговора все равно не избежать, сказал друзьям:
– Ладно, вы идите... Я догоню вас.
Коняхина тревожно заглянула ему в лицо:
– Мы подождем тебя возле вокзала, хорошо?
– Все, что ты предлагаешь, всегда хорошо, –
улыбнулся ей Макс, но Ольга не отреагировала на шутку.
– Так мы – у вокзала, – повторила она и, уходя, несколько раз оглянулась.
Макс и Таня остались вдвоем. Они прошли еще
немного и остановились под старым могучим тополем, помнящим времена
гражданской войны и обеих немецких оккупаций. Во всем городе осталось лишь
несколько таких деревьев.
Макс не хотел затягивать разговор, поэтому
спросил сразу:
– Ты что-то хотела сказать, Таня?
Она молча кивнула.
Он подождал и, видя, что она продолжает молчать,
сказал:
– Так что же?
Таня не ответила. Тогда Макс взял инициативу в
свои руки:
– Вообще-то я догадываюсь... О нас с тобой... да?
Она вскинула голову и, встретившись с ним взглядом, вновь опустила. Макс
проговорил негромко:
– Только стоит ли теперь об этом? Все уже позади,
ты замужем...
Таня еле слышно произнесла:
– Если бы ты сказал хоть слово, этой свадьбы не
было бы...
Он вздохнул:
– Сказал, не сказал... Такое ли значение имело
мое слово?
– Да, – почти прошептала она. – Твое слово много значило для меня... и
сейчас значит.
– Не надо
об этом…
– Макс... ты же видел, как мне не хотелось
выходить за него... Почему ты не остановил меня?
Макс не ответил. Она взяла его за руку:
– Я знаю, Макс... ты не любишь меня. Мне очень
горько это осознавать, но я не могу ничего изменить. А Толик... он был
настойчив... и вот... я его жена!
Таня всхлипнула и прижалась к Максу. Он стал
гладить ее по голове, успокаивая и злясь на себя. Положение было глупейшее.
Таня постепенно успокоилась. Вздохнув, она
немного откинула назад голову и стала рассматривать лицо Макса, как будто
видела его впервые. Он даже немного испугался:
– Что ты так смотришь?
– Макс, – прервала она его, – поцелуй меня...
пожалуйста... В этом ты мне не откажешь...
– Нет, – сказал он и, наклонившись, поцеловал ее
в губы. Таня задержала поцелуй, затем
резко отвела голову.
– Спасибо, – тихо сказала она.
Макс ничего не ответил. Она подождала немного, он
молчал. Таня повернулась и медленно пошла назад. Макс не окликал ее.
Когда темнота уже спрятала ее фигуру, он услышал,
как она заплакала. Вместе со всхлипами до него долетело:
– Прощай, Макс! Я ни о чем не жалею!
* * *
В воскресенье
собрались часов в двенадцать. Когда вошли во двор, бросилась в глаза суматоха
среди родственников жениха и невесты –
вернее, мужа и жены. С обеспокоенными лицами они шныряли туда-сюда по двору,
то и дело исчезая в доме и вновь появляясь на крыльце. Молодых не было видно.
Потом черновцы узнали, что первая брачная ночь у
молодоженов не состоялась – Таня убежала к своей бабушке, где пробыла до утра.
Толик искал ее, страшно матерясь и обещая «показать, как прятаться».
«Примы» не сомневались, что этот «номер»
новобрачной – следствие ее вчерашнего разговора с Максом. Сам он чувствовал
себя чрезвычайно неловко и жалел, что пришел.
Толик тоже догадывался, что без Макса тут не
обошлось. Он подошел к Борисову, зло посмотрел на него и спросил:
– Ну, как там вы вчера?
– Спасибо, – небрежно сказал Макс, – дошли
нормально.
У Толика дернулась рука, но он сдержался. Недобро
улыбнулся и отошел:
– Садитесь за стол. Сейчас начнем.
… Когда гости успели пропустить по первой и по второй,
появилась Таня. Ни на кого не глядя, она молча прошла на свое место во главе
стола и села возле Толика. Он ничего не сказал, только налил себе водки и
быстро выпил.
Коняхина шепнула Максу:
– Жалко Толика. Мучается, бедный... Зря он все-таки
на Тане женился, знал ведь, что она тебя...
– Перестань, – прервал ее Макс. – Хватит на эту
тему.
– А Таня, видно, всю ночь не спала. Видишь, какая
бледная, и под глазами синее...
Макс посмотрел на Таню. Действительно, вид у нее
был неважный. Он перевел взгляд на Толика и увидел в его глазах такую злобу,
что почувствовал, как вспотели ладони. Толик, заметив, что Макс на него
смотрит, вымученно улыбнулся и поднял стопку водки, приглашая выпить. Борисов
налил себе, отсалютовал ему и выпил.
День прошел спокойно и печально. Не было ни
песен, ни танцев; никто не напился пьяным. Молодожены ни с кем не
разговаривали, друг другу они также не сказали ни слова. Время тянулось очень
медленно. Неудобно было уходить раньше вечера, но и сидеть за таким столом тоже было нерадостно.
Наконец начало темнеть. Макс посмотрел на часы,
незаметно толкнул Ольгу:
– Пора смываться. Скажи нашим.
Ольга шепнула Коту, Кот Хазару, тот дальше, и
через минуту, уловив кивок Макса, «Прима» в полном составе вышла из-за стола.
Стали прощаться.
Макс заметил печальный Танин взгляд и отвернулся.
Чем он мог помочь?
… Когда они вышли за ворота, Макс внезапно
остановился:
– Знаете, что? Вы, наверно, идите, а я еще
немного останусь.
– Зачем, Макс? – удивленно спросил Андрон. – Все
уже расходятся!
– Надо, – ответил Макс.
Валя догадалась:
– Хочешь посмотреть, чтоб он ее не тронул?
Макс смутился:
– Ну... как сказать... в общем, да.
Мишель сказал:
– Я тоже останусь. Нам с тобой вместе ехать
сегодня, вместе и отсюда пойдем.
Макс согласился:
– Ладно. Ну, а с вами мы попрощаемся. Увидимся
теперь дней через десять.
… Шаги черновцев затихли вдали, и Макс с Мишелем сели на
колоду у соседнего дома, прислушиваясь к звукам во дворе Тани.
Довольно долго они просидели молча. В доме было
тихо. Мишель сказал:
– Наверно, ничего не будет. Таня не такая
девчонка, чтобы позволять себя бить.
Макс молча кивнул.
– И ты так думаешь? Тогда чего ради мы тут сидим?
– Не знаю, – тихо сказал Макс. – Так как-то...
– Ты что? – Мишель присел на корточки перед
Максом и заглянул ему в лицо. – Влюбился?
Макс усмехнулся:
– Нет, конечно. Просто чувствую себя немного
виноватым во всем этом...
– Немного?
– Немного.
– Тогда, – выпрямился Мишель, – нечего себе и мне
голову морочить. Пошли домой, нам же ехать скоро. Пошли, Макс.
После небольшой паузы Макс поднялся, с минуту
молча смотрел в сторону Таниного дома, потом сказал, обращаясь больше к себе,
чем к Мишелю:
– В самом деле... зачем морочить голову?..
Комментариев нет:
Отправить комментарий