Военкомат и сборы

Свой дембель я отмечал с друзьями два дня, а потом еще неделю отдыхал и шатался по городу. Наконец вспомнил, что нужно встать на учет в военкомате. Вообще-то на это давали три дня, но… так получилось.

Пришел «по гражданке» (а надо было в форме). Подаю в окошко военный билет. Там сидит суровый отставник, который, изучив документ, строго говорит:

– Ну?

А что – ну? Отвечаю:

– Вот, пришел.

Он еще строже:

– Откуда пришел? Из тюрьмы?

Вот так вопрос!

– Почему  – из тюрьмы? Из армии.

– Почему не в форме?!

Ах, вот оно что! На ходу сочиняю:

– Видите ли, мою парадку перед демобилизацией украли (такие случаи действительно были), пришлось одолжить у товарища. А когда приехал, сразу же отослал ему, потому что он тоже демобилизуется, но позже.

Не знаю, поверил ли отставник, но больше к вопросу о форме он не возвращался. Зато спросил:

– Какая у вас воинская специальность?

А какая у меня специальность, если я два года грузчиком проработал? Я так и сказал.

Он поморщился:

– Нет, это не годится. Все отслужившие должны иметь воинскую специальность. Что же вам записать?

И записал в военный билет ВУС (военно-учетная специальность) – слесарь по водоснабжению и канализации. Проще говоря, сантехник.

Я попытался ему объяснить, что ничего в этой области не понимаю, и он меня успокоил:

– Ничего, это на время. Потом что-нибудь придумаем.

Придумали они очень скоро.

Через восемь месяцев, когда я еще толком не насладился гражданской жизнью, вызывают меня в военкомат и объявляют:

– Поедешь на полтора месяца на сборы в Щелково, в Подмосковье. Будешь учиться по специальности СЦБ.

– А что это? – спросил я.

– Там расскажут.

И в августе 1983 поехал я в Подмосковье. Не один: нас было четверо конотопских и еще четверо из Шостки. А там, в Щелково, набралось таких «партизан» человек сто из разных регионов.

Оказалось, что СЦБ  – это «сигнализация, централизация, блокировка». А полное название специальности – «Электромонтер по строительству, монтажу и восстановлению автоматики, телемеханики и связи». Специальность эта  – железнодорожная. И часть, в которую мы прибыли на сборы, была учебкой железнодорожных войск, и проходили здесь подготовку тысячи полторы-две будущих сержантов. Как мы позже узнали, учебка была образцовой, сюда возили всевозможные делегации, вплоть до иностранных, чтобы продемонстрировать высокий уровень военно-политической подготовки воинов Советской Армии. Муштровали бедных солдатиков немилосердно. Доставалось также и будущим офицерам запаса, их тоже здесь гоняли.

И на фоне строжайшей дисциплины и муштры  – мы, сто раздолбаев в форме 60-х годов: галифе и гимнастерка со стоячим воротником. И где только хранили?

Командовали нами двое, майор и капитан, начальник курсов и его заместитель. Тоже раздолбаи порядочные. О лекциях не буду распространяться, я все равно ничего не запомнил, хотя и получил, как и все, удостоверение, что являюсь специалистом СЦБ. Немного о другом.

Нас разделили на взводы, во главе поставили сержантов. Как в армии. Командиром нашего взвода стал сержант… скажем, Сабанов из Шостки. Почему-то он решил, что дисциплина должна быть строго армейской, и попытался осуществить этот преступный постулат на практике. Скажем, подходит суббота, ПХД (парко-хозяйственный день), когда происходит генеральная уборка. Сабанов командует:

– Подметают такие-то, моют полы такие-то, моют окна такие-то.

В ответ:

– Пошел на …, Сабанов.

После нескольких безрезультатных приказов он уже просит:

– Мужики, ну убрать-то надо. Начальство же нас зае…ёт.

– Нас не зае…ёт. Тебя  – может быть.

– Ну, мужики!

– Да поставь ты москвичей! Они за увольнение тебе и плац вылижут.

Москвичей отпускали на выходные домой, поэтому они и старались, драили полы на совесть. Остальным-то в Москве в такой дикой форме делать нечего было. Таким образом, уборка оставалась прерогативой исключительно москвичей. Прочий народ развлекался в меру своих способностей.

Белорусы, например, квасили. Поначалу они сбегали в самоход, купили у местного населения самогона, но тут же попались, когда лезли через забор в часть. Как выяснилось позже, подлое население с удовольствием продавало «партизанам» спиртное, а потом звонило в часть и сообщало о данном факте. Отцам-командирам оставалось только дождаться возвращения гонца. Мы тогда еще удивлялись: что за народ здесь живет? Бывшие полицаи, что ли?

В общем, белорусы больше за пределы части не выходили, а затаривались в местном военторге. Заходит такой себе усатый бульбаш в магазин, для вида осматривает полки, а потом покупает десять флаконов «Тройного». За ним приходит еще один, а если нужно, то третий. И белорусская «диаспора» гуляет по полной программе.

Ничего особо интересного не происходило. Один раз, правда, вышел какой-то конфликт с солдатами, не помню, из-за чего. Дело чуть не дошло до драки, в которой нас, конечно, замесили бы, учитывая двадцатикратное преимущество солдатиков. Кто-то из москвичей грозился поднять «всю Москву», что вызвало вполне понятный смех присутствующих: так «вся Москва» и кинется бить каких-то никому не ведомых солдат, чтобы отомстить за никому не известных москвичей.

Остановил развитие событий приступ эпилепсии, начавшийся у молодого солдата. Тут уж все кинулись его спасать, и конфликт сам собой исчерпался.

Отпустили нас на десять дней раньше срока, строго предупредив, чтобы мы не вздумали явиться на работу раньше положенного времени. Взяли майор с капитаном за предоставленный нам «краткосрочный отпуск» по 1 рублю с человека.

Сидим мы, восемь земляков с Сумщины, которым предстояло ехать в одном вагоне, днем перед отъездом и размышляем, что будем делать до вечернего поезда. Бывший десантник из Шостки предложил выпить. Никто не возражал, а я мечтательно-кровожадно сказал:

– Не-ет, это потом. Сначала отметелим Сабанова.

И все радостно согласились. Надо было видеть бедного Сабанова – деваться-то ему некуда.

Конечно, никто его не бил. Когда выпили, объяснили по-дружески, что глупо пытаться устанавливать армейскую дисциплину в полугражданской компании «партизан». Наверно, он понял.

Домой мы доехали без происшествий, а по истечении десяти незаконно прогулянных дней явились в военкомат, отметились и пошли работать.

Не трогали меня целых три месяца.

А перед Новым годом вызывают снова в военкомат и спрашивают:

– Офицером хочешь быть?

Отвечаю честно:

– Не хочу.

Радуют:

– А будешь!

И объявляют, что 2 января я должен ехать на три месяца в то же Щелково на курсы офицеров запаса. А я-то видел, как их там дрючат! И очень мне не хочется снова оказаться в знаменитой железнодорожной учебке, тем более что многие мои старые дружки как раз вернулись из армии, и мы весело проводили время. Начал отнекиваться – куда там! Поедешь, и все.

Я решил игнорировать волю военкомата и второго числа пошел на работу. Тут же звонок: от работы отстранить, отправить в военкомат! Начальник только руками развел: а что я сделаю? С армией не шутят!

В военкомате пригрозили: ты что, паразит, под суд захотел? Быстро в Щелково!

На следующий день я лег в больницу. Нашли и там и приказали меня выписать в любом состоянии.

И вот капитан, фамилию которого я забыл, объявляет, что ввиду моей особой зловредности со мной сейчас будет говорить сам военный комиссар города и района.

Хожу по коридору и мучительно пытаюсь придумать оправдание своим фокусам. И в тот момент, когда захожу в кабинет военкома, меня осеняет.

Военком, полковник, мрачно спрашивает:

– Ну, что? Не хочешь служить?

Отвечаю:

– Хочу. Но не могу.

– Почему?

– Понимаете… – говорю я якобы в смущении. – Есть у меня девушка. И так получилось, что она забеременела. Надо жениться, а вы меня на три месяца в Щелково отправляете.

Полковник удивленно:

– Что ж ты сразу не сказал?

– Да как-то неудобно было.

– Ну, мы же мужики, понимаем.

Полистал мое личное дело и еще более удивился:

– Ты что, в стройбате служил?

– В стройбате.

Военком – капитану:

– И ты из него хочешь офицера сделать?

И мне:

– Ладно, иди. Женись.

Про беременную девушку я, конечно, придумал.

На этом мои отношения с военкоматом практически прервались. Я заходил туда, когда менял место работы (для постсоветского поколения: на предприятии давали бумагу, а в военкомате делали отметку. Таким образом, они всегда знали, где кого искать). Еще я несколько раз получал мобпредписания (мобилизационные), где указывалось, куда мне нужно следовать в случае войны.

Окончательно наши «отношения» прервались, когда мне исполнилось сорок лет, и я был переведен в разряд невоеннообязанных.

САМАЯ УДИВИТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА

Чтобы закрыть армейскую тему, расскажу о самой удивительной встрече старых друзей в моей жизни. Правда, я виделся с Серегой Улихановым в Севастополе, хотя и служили мы в разных концах этого очень немаленького города. Гоша встречался с Вовкой Кулешом под Москвой. Но с самим Гошей мне довелось увидеться в Казахстане, в городке Серебрянске, где он проходил службу. А это четыре тысячи километров от Конотопа.

Ехал к брату в Зыряновск, а Серебрянск находится как раз по пути. Дал из Москвы телеграмму, он меня на перроне и встретил. Так далеко от родного города никто из наших не общался.