След ведьмы 7

ЧАСТЬ  II. «ПРИМА»

1

... Когда мент уже протянул руку, готовясь схватить за воротник, Макс прыгнул в сторону какого-то двора, оттолкнулся что было сил от земли, взлетел над забором и... проснулся.

Обнаружив, что лежит в собственной постели у себя дома, он почув­ствовал сильное облегчение. Даже засмеялся от накатившейся вдруг радости.

«Ты смотри, – подумал он, – четыре года прошло, и вот – приснилось».

Вставать не хотелось, и Макс, закрыв глаза, стал перебирать в памяти собы­тия четырехлетней давности, сыгравшие значительную роль в его жиз­ни.

* * *

... Город, население которого приближалось к ста тысячам, был расположен на небольшой речушке, некогда судоходной, а ныне обмелевшей и заболоченной. Ходили слухи, что на дне ее, под толстым слоем ила, лежат старинные корабли с золотом, и что американцы якобы предлага­ли своими средствами и за свой счет расчистить речушку и сделать ее вновь судоходной, с тем, однако, условием, что все найденное в реке достанется им. Наша сторона, естественно, не поддалась на провока­цию, и речушка продолжала благополучно испускать зловоние, не трево­жимая никем, кроме чудаков, которые свято верили, что в ней водится рыба, и часами сидели над черной водой, надеясь подцепить пескаря или плотву. Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что это им иногда удавалось.

Эта небольшая речка, которую жители давно уже называют Вонючкой, впадала в  другую, более крупную, протекающую в двенадцати километрах от города.

Население в основном состояло из рабочих, железнодорожников, во­енных и учащихся.

Последние доставляли массу хлопот родителям, милиции, комсо­мольским и прочим организациям города.

Уже много лет в городе шла война между районами, на которые он был поделен в незапамятные времена.

Никто не знал, из-за чего, собственно, все это началось, и когда именно началось, но это было неважно. Вражда передавалась из поколения в поколение, засасывая новые подрастающие резервы, и подростки, достигшие четырнадцати лет, вынуждены были поддерживать авторитет своего района кулаками, даже если им того  и не хоте­лось.

Районы объединялись в союзы, дабы легче было бить противника.

Обычно эти союзы выглядели так: три центральных района – Рубин, называемый так из-за находящегося на его территории ювелирного ма­газина, Черново и Медянка; южные районы – улицы, объединенные вокруг самой длинной из них – Дизельной, носящие общее название Дизельная,  затем район вокзала, который так и назывался – Вокзал, по­том Железка и Поселок; и третий союз,  северных рай­онов – обширное Заречье, Погост и место поселения цыган, которое почему-то называлось Ямайка. Кроме того, существовало еще несколько районов, которые примыкали то к одному, то к другому союзу, за что и пользовались равной нелюбовью всех своих временных союзников. Люди, населяющие их, считались ненадежными, с ними имели дело только в крайнем случае.

Иногда случалось,  что между собой договаривались районы, враждеб­ные друг другу. А бывало и так, что весь город объединялся против одного какого-то района, и плохо тогда приходилось его оби­тателям.

Позором считалось скрывать свое местожительство, и обычно все, попавшиеся на чужой территории, предпочитали быть из­битыми, но не посрамить своего района.

Как только парню исполнялось четырнадцать лет, он становился бойцом и обязан был участвовать во всех драках. Уклонявшихся жестоко наказывали свои же, так что выбора у юных обитателей города,  в сущности, не было.

Девчонки тоже по мере сил участвовали в этой войне. Драть­ся они, конечно, не дрались, но моральная поддержка с их стороны ощу­щалась.

Четыре года назад четырнадцатилетний Макс Борисов, а также его друг Толик Онищенко впервые были призваны под знамена своего района – Черново.

***

...Их, черновцев, собралось тогда около сотни. Нужно было за что-то отомстить Дизельной, за что именно – стерлось в памяти.

Готовились серьезно – карманы оттопыривали кастеты, свинчатки, велосипедные цепи; на земле валялись доски, арматура – излюбленное оружие молодежи города. Те, кто постарше, обменива­лись своими соображениями по поводу драки, небрежно развалившись на земле, не глядя на пополнение вроде Макса и Толика, которые старались сделать вид, что такие дела для них не впервой, хотя на самом-то деле сердца их бешено колотились, а ладони постоянно по­тели, как ни вытирай о траву или брюки. Возле них лежали две доски, выдранные из забора. Макс, правда, не мог себе представить, как он этой доской ударит человека, но старался отогнать такие мысли.

Когда ломали забор, подошел светловоло­сый парень лет восемнадцати, со злым прищуром  глаз. Немного постоял, глядя на их  работу, и сказал:

– Гвозди из досок не вытаскивайте.

– Почему? – спросил кто-то из толпы. Тот презрительно усмехнулся:

– Удар верный будет. Кому перепадет – не скоро очухается.

Повернулся и пошел прочь.

– Это Шмель! – почтительным шепотом произнес невысокий паренек, стоящий рядом с Толиком.

О Шмеле слыхали все. Отчаянно смелый, один из лидеров черновского молодняка, он пользовался авторитетом не только в своем кругу, но и во всем городе. Его уважали или боялись, но не любили – он был жесток. В драке Шмель не выбирал средств, бил тем, что попадалось под руку; немного нашлось бы охотников встретиться с ним один на один.

Толик и Макс проводили Шмеля взглядом, посмотрели друг на друга и принялись выдергивать гвозди из своих досок.

Подошел один из королей Чернова по кличке Принц.

– Пора, ребятки. Собирайтесь.

У Макса похолодело все внутри. «Вот оно! Начинается!»

...Шли молча, растянувшись по безлюдной улице длинной цепочкой. Было уже совсем темно.

Макс смотрел в спину идущего впереди Толика и думал:

«Зачем все это? Зачем мы идем бить дизельцев? Они не сделали мне ничего плохого, и большинству наших тоже. Если кого-то отлупи­ли, пусть бы сам разбирался. Из-за кого-то одного мы, сто человек, сегодня поймаем и отметелим десяток-другой дизельцев, а завтра они соберут две сотни и придут ловить и бить нас. А потом снова мы... Этому никогда конца не будет!»

Ему очень хотелось быть сейчас где-нибудь в другом месте, то­лько не здесь. Но... сзади и впереди раздавался глухой топот ног десятков человек, звяканье железа в их руках. Деваться было некуда.

В это время в голове колонны что-то произошло. Движение замедлилось, за­тем совсем прекратилось. Долетел шум, тут же усилившийся. Колонна по­далась назад, и тут задних ослепили фары нескольких автомобилей. Бо­йцы рванулись вперед, но и в другом конце улицы сверкали фары.

– Шухер! Ментура! – взвился в небо крик. Все смешалось.

– Переулками! Ноги! – крикнул кто-то. Кажется, это был Принц.

Черновцы ринулись в стороны. Многие попрыгали через заборы, за­ботясь исключительно о собственном спасении и ни о чем боль­ше не думая, но большая часть помчалась за Принцем, веря, что он най­дет какой-нибудь выход.

Макс, потеряв где-то Толика, бежал, стараясь не упустить из виду Принца, высокая фигура которого мелькала впереди. Страха теперь не было, только возбуждение. Решалось, кто кого: или он, Макс, сумеет уд­рать, и завтра будет рассказывать о своих приключениях в этот ве­чер, или его поймают, и он проведет неприятные часы в милиции. Ту­да лучше было не попадать: в милиции разговор был коротким – попался, значит, виноват; без долгих разбирательств  залетевшего били и выгоняли, выписав штраф.

Макс долго не верил рассказам о городской милиции – слиш­ком невероятным казалось ему, что милиция, которая должна защищать граждан от посягательства на их личность, сама посягает на эту самую личность, причем делает это так блестяще, что очень многие граждане предпочитают не обращаться к милиции ни при каких обсто­ятельствах.

Те сорок-пятьдесят человек, что бежали за Принцем, знали это и прилагали все усилия для своего спасения, которое, казалось, было уже близко.

И вдруг из-за поворота выкатился милицейский «Москвич» и встал поперек дороги. Черновцы остановились, но тут вперед выскочил Шмель.

– Что встали? За мной! – и бросился к машине.

За ним побежали остальные. Облепив со всех сторон машину, они принялись раскачивать ее. Менты  отчаянно ругались, но сделать ничего не могли – сейчас они были во власти черновцев.

– Ну, еще! – вскрикнул Шмель, и, поднатужившись, черновцы перевернули «Москвич»  вверх колесами.

Путь был свободен. Принц скомандовал:

– Делимся! Часть – со мной, остальные – со Шмелем!  

Макс, увидев, что группа Шмеля, человек пятнадцать, направляется к улице Садовой, побежал за ней – так он скорее попал бы домой.

Как быстро они ни бежали, но автомобили ездят все-таки быстрее, и два из них догнали черновцев неподалеку от железнодорожной насы­пи, делящей город на две неравные части. С другой ее стороны начина­лось Черново.

– Быстро на насыпь, – скомандовал Шмель, и все полезли вверх, сколь­зя по траве, цепляясь за нее руками. Менты, выскочив из машин, устремились было за ними, но черновцы, расположившись наверху, забросали их крупным щебнем и вынудили ретироваться.

– А теперь, – шепотом приказал Шмель, – все вниз и – кто куда!

Они бросились на свою сторону насыпи и, быстро спустившись, по­мчались в разные стороны.

Макс бежал по Садовой. Свернуть тут было некуда; еще метров триста, и он был бы в безопасности. Но его приключения сегодня не завершились.

Откуда-то из-за угла выскочил мент, крикнул: – Ага! – и схва­тил Макса за руку. Макс, напрягшись, вырвался и прибавил ходу.

Плохо то, что бежать приходилось по прямой. Мент несся за Максом так быстро, что не было никакой надежды спастись бегством.

Тяжело лететь сломя голову по темной улице, даже если хорошо ее знаешь. Топот ног мента все ближе...

Когда он уже протянул руку, готовясь схватить Макса за воротник, Макс прыгнул в сторону какого-то двора, оттолкнулся что было сил от земли, взлетел над забором и рухнул с той стороны на грядки. Быстро вскочив на ноги, он, сопровождаемый руганью мента, пересек двор и выбежал на соседнюю улицу. До его дома оставалось совсем немного, и вскоре он уже открывал дверь своей квартиры, весь мокрый и задыха­ющийся. Тихо, чтобы не разбудить мать, Макс прошел в свою комнату и упал на диван. Впечатлений для одного дня было больше чем достаточ­но.

2

Макс вскочил с постели, несколько раз отжался от пола и пошел умывать­ся, включив по пути магнитофон. Обливаясь водой, вспомнил, как на другой день после того неудачного похода долго выясняли, откуда о нем могла узнать ми­лиция. В конце концов сошлись на том, что, вероят­но, кто-то из жителей, увидев большую толпу молодежи и зная, чем обыч­но кончаются такие передвижения по ночному городу, позвонил «02».

И вот прошло четыре года. Давно уже стало привычным напряжение, с каким Макс ходил по чужим районам; в любой момент его могли остановить, опознать, избить за то, что он был Максом Борисовым, Шерифом с Чернова. Он уже не был безвестным малолеткой, как четыре года назад. Теперь его знали многие, и он знал мно­гих. С некоторыми из «врагов» его связывали дружес­кие отношения: Макс учился с ними в ПТУ № 4,  известном в городе как «бурса», а среди ментов  – как «бандитская школа».

Эти годы Макс прожил с постоянным чувством опасности. Опасно бы­ло «залететь» в ментуру, опасно ходить по чужим улицам, опасно быть узнанным, когда ты один, опасно идти на драку, не менее опасно на нее не идти...

Надоело все это смертельно. Освобождала от такой жизни только служба в армии. После нее человека записывали в «старики» и остав­ляли в покое. Так было с Принцем, Шмелем и многими другими. Но Макса в армию должны были забрать осенью, а сейчас только начинался март.

Во время завтрака Макс почувствовал, что ему немного больно гло­тать. Вначале он не обратил на это внимания, но потом  решил все-таки заглянуть к врачу.

… По дороге в поликлинику он вспомнил о Тане, и настроение его ис­портилось.

Таня Савченко была подругой Толика Онищенко, старого друга Макса. Толик познакомился с ней еще в «бурсе», где они с Максом учи­лись в одной группе. Она работала секретарем-машинисткой в горкоме комсомола и была на год старше Макса и Толика. Симпатичная голубоглазая блондинка со вздернутым носом,  она многим нравилась; не устоял и Толик, носящий в то время за любовь  к группе «Пинк Флойд» прозвище «Флойд». Так получилось, что из всех претендентов Толик оказался самым настойчивым, и именно он стал встречаться с Таней. Несколько месяцев спустя он познакомил ее с Максом. С этого все и началось.

Вскоре Таня пришла к выводу, что Макс во многом превосходит ее друга. Макс был гораздо образованнее Флойда; его манера держать себя – сдержанно и в то же время небрежно – очень нрави­лась Тане, как и  внешность Макса: высокий, воло­сы – пепельно-русые, глаза – серо-голубые, взгляд твердый – правда, немного пухлые губы смягчали эту твердость. Одним словом, шансы Толика очень быстро стали падать.

Макс, несмотря на молодость, был достаточно искушен в отношениях со слабым полом, и для него не составило труда заметить это об­стоятельство. Он решил, что, как бы там ни было, а переходить дорогу другу он не станет. Но получилось совсем не так.

Прошло какое-то время, и Макс, не заметив, как это началось, стал все чаще встречаться с Таней. Правда, встречи эти происходили днем; они часами могли бродить по городу, болтая о всякой всячине, только не о своих отношениях – эта тема была запретной. И хотя считалось, что с Таней встречается Толик, ни для кого не было секретом истинное положение дел.

Это были дни, когда Макс отдался наплыву чувств. Но вскоре при­вычка к самоконтролю взяла верх, и он решил, что все-таки поступает некрасиво по отношению к другу.

Вчера он объявил Тане, что им не следует больше встречать­ся. Не желая выслушивать ее возражений,  он повернулся и по­скорее ушел, чтобы не видеть слез в ее глазах – этого он терпеть не мог.

… Врач, посмотрев горло Макса, покачал головой:

– Ну что, Борисов? Опять гланды. Я тебя уже сколько раз уговари­вал – согласись на операцию. Чудак, тебе же лучше будет – ни ангины, ни простуды. А, Макс? Давай соглашайся. Я тебе сейчас же и направление дам. Ну, как?

Родители Макса были врачами, и его с детских лет знали все поли­клиники и больницы города, потому-то врач его так и уговаривал.

– Ну, так что? Решил?

Макс колебался. Шутка сказать, операция! Пусть это всего-навсего гланды, но ведь операция! Само это слово кого угодно дро­жать заставит.

Борисов хотел отказаться, но в этот момент вспомнил о Тане. Было бы очень кстати, подумал он, скрыться на какое-то время в больнице, и сказал:

– Я согласен. Давайте направление.

 

3

 

Сергей Михеев, он же Эйс, курил «Приму» и размышлял о предстоящем празднике и о том, где взять денег.

Был он среднего роста – пожалуй, выше среднего, сероглазый, крепкого телосложения, с развитой мускулатурой. Рот имел большой, с узкими, крепко сжатыми губами; лицом был похож на героев американских вестернов, такой себе типичный ковбой.

В дверь позвонили. Сергей лениво поднялся с тахты и пошел откры­вать.

Щелкнул замок, и на пороге предстали: Витька Андронов, старый друг, его двоюродный брат Коля Казаров,  светловолосый, несколько расплывшийся парень, и Сергей Лозовой, смешливый шестнадцатилетний юнец. Все они учились в четвертом ПТУ, где были известны как Андрон, Хазар и Найн. С ними пришла Ольга Коняхина по прозвищу Крысильда, которое получила за при­вычку везде совать свой нос. Хотя, в общем-то, она была очень доброй девчонкой.

– Привет, Эйс! – хлопнул Михеева по ладони Хазар.

– Привет. Раздевайтесь.

– Вруби чего-нибудь! – крикнул из прихожей Найн.

Эйс кивнул Крысильде:

– Ольга, поставь там что придется... вон ту, в синей коробке... да, эту.

Коняхина включила магнитофон и села возле Сергея. Рявкнули дина­мики голосом Ронни Джеймса Дио, и она зажала уши руками.

–У тебя что, кроме рока, нет ничего?

– Ничего, – меланхолично глядя в потолок, ответил Сергей.

Андрон, Найн и Хазар уже расположились кто на чем и закурили. Выпустив дым, Хазар попросил Андрона:

– Убавь звук.

Витька встал, пересек комнату и выключил «Маяк» вообще.

– С чем пришли? – спросил  Эйс.

– С делом, – усмехнулся Найн, получивший свое прозвище за то, что на уроках немецкого языка на все вопросы отвечал: «Найн».

– Что за дело?

Хазар пересел поближе к нему.

– Помнишь, летом была драка у нас на танцах?

– С Дизельной? – уточнил Эйс.

– Да, с ней.

Сергей помнил.

Тогда с Дизельной у них был нейтралитет. И вот на танцы в парк, подконтрольный Чернову и Рубину, пришли несколько человек «с той стороны». Вначале все шло нормаль­но, но потом кто-то кого-то толкнул, тот ответил, слово за слово, вспомнили старые долги, и началось. Избитые дизельцы бежали, угрожая местью. Угрозы в этом городе – не пустой звук, и через несколько дней они действительно пришли. Кроме собственно дизельцев, явились вокзальцы, ребята с Железки и присоединившийся к ним в последний момент Кооператив.

Их ждали. Черновцы в то время были очень сильны и готовы были драться с кем угодно, но, зная, что Дизельная приведет с собой много народу, они обратились к своим постоянным союзникам Рубину и Медян­ке за помощью, которая и была им обещана.

Три союзных района в ожидании нападения слонялись по танцплощадке и вокруг нее. Было уже темно. Непонятно почему, но в этот раз никто не позаботился об арматуре – хотя знали, что дизельцы придут не с пустыми руками.

Когда из-за стадиона с ревом вырвалась огромная толпа и устре­милась к танцплощадке, навстречу ей хлынула толпа не меньшая. Но дизельцы послали впереди себя такую тучу камней, что черновцы и их союзники вынуждены были остановиться, а затем повернуть назад.

С голыми руками против камней и арматуры не пойдешь, и черновская толпа рассыпалась в разные стороны – за досками.

Все это произошло так быстро, что Макс, Эйс и Андрон не успели да­же выйти с танцплощадки. А потом было уже поздно. В ворота с криком ворвались дизельцы и принялись избивать черновцев, не успевших бе­жать. Вот в этот момент и произошло неожиданное – Медянка от­ступилась от Чернова. Они стояли в стороне, спокойно наблюдая за из­биением. Рубиновцев было слишком мало, чтобы повлиять на ход событий.

Три друга успели перебраться через ограду; оторвав от ветхого забора по доске, они повернули обратно.

Со всех сторон сбегались черновцы, успевшие вооружиться кто чем. Дизельцы не стали дожидаться, пока они все соберутся; их предводи­тель Ирис, плотный, кудрявый, очень сильный парень, скомандовал отсту­пление. На пути у них оказалась небольшая группа черновцев; Ирис бро­сился на них впереди своих людей, и они отшатнулись, зная о его ог­ромной физической силе. Только один, по прозвищу Чан, остался на месте. Ирис ударил его прутом, метя в голову, но Чан увернулся, и удар при­шелся в плечо. Падая, он снизу вверх так шарахнул предводителя дизельцев по ребрам, что тот скорчился от боли, но тут же выпрямился и побежал дальше.

Черновцы уже настигали бегущих, когда со стороны Рынка выехал патрульный автомобиль и направился прямо на толпу. Однако это не остановило бы черновцев, если бы один из ментов не стал стре­лять поверх их голов из пистолета. Так, тесня машиной и подгоняя вы­стрелами, черновцев загнали назад в парк. В тот раз никого не взяли, что было само по себе удивительным делом.

После этой драки Черново и Дизельная заключили мир, что значи­тельно усилило позиции обеих сторон.

Но об измене Медянки черновцы не забыли.

– Да, помню, – задумчиво произнес Михеев. – Ну, и что?

– Да то. Пришло время посчитаться с медянцами.

Хазар откинулся на спинку кресла.

– Я встретил Гулливера. Он сказал, чтоб мы готовились.

– Когда? – быстро спросил Эйс.

– Восьмого марта.

– В праздник? – удивилась Коняхина. – А как же...

– Вечером, на танцах в ДК.

Найн, не обращая ни на кого внимания, что-то шептал на ухо Андрону, и оба хихикали. Эйс за­думался.

– Слушай, Колька, за них ведь Рубин пойдет. После того,  как мы по­рвали с Медянкой, с рубиновцами тоже как-то не ладится. Справимся ли?

Хазар кивнул:

– Да, они будут вместе, это ясно. Но и мы придем не одни.

– А с кем? – опять влезла Коняхина.

Эйс поморщился и закрыл ей рукой рот:

– Помолчи немного. Так с кем?

– С Заречьем.

Все онемели.

Наконец Найн смог выговорить:

– Как – с Заречьем?! Так мы же с ними уже полгода метелимся!

Заречье – огромный окраинный район, населенный отчаянными людь­ми, надеяться на которых было, по крайней мере, неосмотрительно – Черново и Заречье были исконными врагами, да и сейчас находились в состоя­нии войны.

– Верно, – сказал Хазар. – Но теперь не до Заречья. Завтра наши идут к ним договариваться. Гулливер сказал, чтобы от нас кто-нибудь был.

– Так ведь Макс – в больнице? – вопросительно поднял брови Михеев.

– Иди ты, Эйс. С собой возьми Андрона.

Эйс глянул на Витьку:

– Пойдем, Андрон?

– А чего? Пойдем.

Хазар стал прощаться.

– Ну, вы тут развлекайтесь, а мы с Ольгой пойдем Макса навестим. Посмотрим, как он там.

Когда они ушли, Найн хлопнул Эйса по руке:

– На сегодня дела закончены. Давай, включи что-нибудь.

4

В последний год Черново значительно усилилось. Подросло много новых бойцов, да и старых было немало, так что на относительно не­большой территории района их проживало не менее двухсот. Двести от­чаянных голов в условиях этого города – очень много. Почувство­вав свою силу, черновцы после инцидента на танцах порвали с Медян­кой и Рубином и вели свою политику самостоятель­но, часто заключая союзы с враждебными бывшим союзникам районами. Открытых выступлений друг против друга не было, но отношения были достаточно напряженными.

Черново в то время, ввиду большого количества людей в районе, разделилось на две части.

Первой  командовали Пан и Грек, Пан осуществлял и общее руководство районом.

Второй  руководили Гулливер и Бизон, два неразлучных друга. Гулливер, прозванный так за очень высокий рост, раньше жил на Дизельной. После переезда в Черново первое время у него были не­приятности кое с кем из местного населения, но вскоре он стал там своим человеком, а потом и вовсе выдвинулся в первые ряды. Он был веселым парнем, чего нельзя было сказать о его друге – Бизоне, полной его противоположности.

Ко второй части примыкала в качестве автономной единицы компания Макса Борисова. Называлась она «Прима» – по марке сигарет, предпочитаемой в их коллективе. В «Приму» входило че­ловек пятнадцать, не считая девчонок.

Это были: Макс Борисов; его ближайший друг Миша Орлов – Мишель, красивый, сильный парень с великолепной улыбкой, имевший обширные связи во всем городе; Мишина подруга Валя Антонова, рыжая,  веснушчатая, желающая взять Мишу в свои руки; Сергей Михеев; Витька Андронов, одной из особенностей которого была не всегда разборчивая речь; Коля Хазар; Сергей Лозовой; общий любимец – Славик Котов по прозвищу Кот, самый младший в компании, кареглазый брюнет; Саша Буряк, он же Бурый, тоже черноволосый, единственный, у кого имелись усы; Толик Сташенко – Стах, худой, с мелкими чертами лица; Жора Зайцев по кличке Джо, ехидный, всегда улыбающийся тип; Сашка Брызгин – мощный парень, слишком тучный для своего возраста, за свою силу носящий кличку «Кулак»; его сестра Ира – узколицая  шатенка, названная по аналогии с братом «Кулачкой»; Олег Синицын – Глухарь, длинный, худой, кудрявый, любящий прихвастнуть; Вовик, Черный и еще кое-кто.

Самыми сильными были Хазар, Мишель Орлов и Кулак, но как-то само собой получилось, что последнее слово говорил Макс Борисов. Вообще-то в «Приме» не было «официального» предводителя, все об­суждалось сообща, на равных правах, но при этом подразумевалось, что решать будет все-таки Макс. Об этом никогда между ними не говорилось, они знали, что так должно быть – и все.

… Потому-то сейчас Хазар и Крысильда, ежась от холодного ветра, скрипя по снегу сапогами, шли в больницу. Коняхина беспокоилась:

– Слушай, Коля, а может, ему уже операцию сделали? Что тогда?

Хазар поскользнулся и, чтобы не упасть, схватился за Ольгу, еле сдержавшись, чтобы не выругаться.

– Не сделали, – буркнул он сердито, – на одиннадцатое назначили. И что у тебя за способность такая – как что скажешь, с рядом стоя­щим человеком что-нибудь да случается? Ты не ведьма, Олька, а?

– Вот еще! – дернула та носом. – Сам... черт!

Переругиваясь таким образом, они дошли до цели своего путешествия.

Старая двухэтажная больница, вся занесенная снегом, уютно свети­лась желтыми огнями, от нее так веяло тишиной и покоем, что Ольга чуть было не сказала Хазару, что и она не прочь бы здесь полежать, да побоялась, что он поднимет на смех.

* * *

В это время Макс сидел в больнич­ном коридоре, нахмурившись и не глядя на Таню Савченко, стоящую пе­ред ним.

Она теребила в руках сумочку, то вытаскивая из нее, то складывая назад кошелек, пудру, ключи и прочие мелочи, и все не могла заговорить. Наконец решилась:

– Почему ты не сообщил, что тебя положили в больницу?

– Кто тебе сказал, что я здесь? – тон, каким был задан вопрос, заставил сжаться Танино сердце.

– Миша сказал, Орлов... Тебя нигде не было видно, я и спроси­ла у него... Макс!

Отчаяние прорвалось в ее голосе.

– Ну, что – Макс?! – раздраженно сказал он. – Зачем ты пришла? Мы же договорились...

– Ничего мы не договаривались! – крикнула Таня, вся покраснев и от этого похорошев. – Это ты сказал, что нам не надо встречаться, и сразу ушел, а я  не согласна!

«Она в белом халате похожа на Снегурочку», – ни с того ни с сего пришло Борисову в голову.

– И знай: все равно я буду приходить к тебе в больницу, и ты мне этого не запретишь!

Макс не выдержал, обнял ее за плечи и шепнул:

– Не кричи так, вон больные уже оглядываются... Пойдем в фойе.

– Ну и пусть, – сразу притихнув, пробормотала Таня и, крепко сжав руку Борисова, пошла за ним.

Но не успели они сесть на старые деревянные, страшно скрипучие стулья, как открылась входная дверь, и в клубах пара возникли Хазар и Коняхина.

– Ой, – засмеялась Таня, – Дед Мороз и Снегурочка!

Поздоровавшись, новоявленная пара расположилась напротив. Ольга завела разговор о приближающемся празднике. Так как говорить она умела, то не удивительно, что через полминуты Таня оказалась втяну­той в водоворот слов и без посторонней помощи не могла уже из него выбраться.

Макс, усмехаясь, наблюдал за ними, когда почувствовал, что Хазар наступил ему на ногу. Борисов вопросительно взглянул на него. Хазар скосил глаза в сторону выхода и еле заметно повел головой.

Макс встал, сказал девчонкам:

– Мы сейчас, выйдем покурить. А вы болтайте, мы недолго...

Таня удивилась:

– Ты же не куришь?  Или начал?

Коняхина поспешила на помощь:

– Он-то не курит, да Хазар дымит, как вулкан. А Макс за компанию постоит. Верно, Макс?

– Верно. Всё-то ты знаешь, – засмеялся Борисов, и они с Колей вышли в маленькие сенцы.

Прикрыв за собой дверь, Макс повернулся к Хазару:

– Что-нибудь случилось?

Тот кивнул своей крупной головой. Достал сигарету, размял ее и закурил.

– С Медянкой будем рассчитываться.

– За лето?

– Да. Завтра договариваемся с Заречьем. От наших идут Эйс и Андрон.

– С Заречьем?  Это хорошо. Кто придумал?

– Пан.

– Пан – молоток, – одобрительно качнул головой Борисов. – Когда?

– Восьмого.

– Послезавтра... – Макс задумался. – Как же быть? Попробую отпроси­ться у врача, на праздник домой сходить, но не знаю, отпустит ли...

– И еще, – Хазар посмотрел в глаза Максу, – самое главное.

– Что? – у Борисова от нехорошего предчувствия заныл затылок.

– Нам начинать.

Макс выругался. Самое неприятное – завязывать драку.

– Что, никого другого не нашлось?

Хазар пожал плечами:

– Значит, не нашлось.

Он потушил сигарету о подоконник и выбросил окурок за дверь.

– Ладно, Макс, мы пойдем. Надо еще Кулака предупредить. А ты смотри тут сам... действуй по обстановке. Ольга! – заглянув в фойе, крикнул он. – Пошли!

Коняхина в обнимку с Татьяной вышли в сени.

– Ну, Макс, пока! Поправляйся, если болен! – потрепала Ольга его по плечу и, приподнявшись на носки, чмокнула в щеку.

Видно было, что Тане тоже хотелось проделать такую процедуру, но она постеснялась и только дотронулась холодными пальцами до его руки:

– До свиданья, Макс. Я еще приду, завтра. Ладно?

– Д-да... Ладно... – он был уже во власти только что услышанного и не заметил поэтому, как сразу потускнели ее глаза и опустились уголки губ. Она отвернулась, чтобы он не увидел слез, неожиданно по­катившихся по щекам.

5

Эйс подошел к дому, в котором жили Макс, Найн и Кот, и после непродолжительного раздумья направился во второй подъезд. Поднялся на третий этаж. За дверью под номером «29» он услыхал ис­тошные вопли, что, впрочем, не показалось ему странным. Он позвонил, вопли усилились. Сергей позвонил еще и еще раз. Наконец с той стороны кто-то завозился с замком, и дверь распахнулась.

Открыла ему известная в их районе Галя, прозванная за свою худобу Медиато­ром.

– Привет, Серега. Проходи, что стоишь.

Раздеваясь, Михеев кивнул в сторону гостиной:

– Что там за визг стоит? Уши закладывает.

Галка хмыкнула:

– А ты не знаешь? Кот и Джо концерт дают.

– Давно?

– Часа полтора.

Войдя в комнату, Сергей увидел картину, которую не раз уже наблюдал: Славик Котов лупил что было сил по клавишам старого рассохшегося пианино, Жора Зайцев с усердием рвал струны на гитаре, и оба орали во всю глотку, вытаращив глаза и обливаясь потом. По комнате были разбросаны всевозможные вещи, на столе стояли бутылки с пивом, валялись сигареты, книги, ключи, еще одна гитара и вязаный белый но­сок.

При виде Эйса Славик забарабанил по клавишам еще сильнее, если только это было возможно, и завопил:

А вот пришел Эйс,

Притащил свой унылый фэйс,

Хочет взять меня на драку,

Покажу ему я… челюсть!

И оба «музыканта» захохотали, как сумасшедшие. Засмеялись и Эйс с Галкой.

– Вот, ей-богу, чокнутые! – захлебывалась Галина. – Сколько вас знаю, а с каждым годом вы все дурнее становитесь!

– Се ля ви, – подходя к столу и открывая пиво, сказал Кот, – что в переводе с французского означает «Таков лайф».

Эйс взял и себе пива, уселся поудобней в плюшевое кресло и спросил:

– Что это вы тут верещали? Ни слова не понял.

– Ха! Он не понял! – Джо скрестил руки на груди. – Это «Дип перпл», «В огне».

– Далековато от оригинала.

– Пусть копированием занимаются те, кто в искусстве профан, а мы идем своим путем. Верно, Кот?

Славик откашлялся, вытянул вверх руку и продекламировал:

Хоть Гиллан с Блэкмором – не дилетанты,

     Но мы – еще крупней таланты!

Эйс подхватил:

Не суй ты в потолок свои мослы,

Гляжу на вас и вижу – вот ослы!

Галка взвизгнула от восторга:

– Ой, ребята, какие вы молодцы! Как я вас люблю!

Джо тоже решил блеснуть:

Люблю?! Купила бы по торту!

Не хочешь? Убирайся к черту!

Медиатор, визжа, набросилась на него с кулаками, и они принялись бегать по комнате, топоча так, что задребезжали бутылки на столе.

За грохотом, который они производили, Кот еле расслышал звонок. Он вышел в прихожую и через минуту вернулся с Витькой Андроновым. Последний близоруко прищурился:

– Что это вы тут делаете?

– Фотографии печатаем, – сострил Джо, схватив Галку в охапку и не давая ей вырваться.

– А-а-а. Ну и как, получается?

–  Как видишь. А ты чего пришел?

– Вы сегодня петь собирались. Ну, так пойте. Я послушаю.

Славик подбежал к пианино, ударил по клавишам и что было мочи за­кричал:

Я вижу девушку, грызущую таблетку!

Наверное, уселась на диетку!

* * *

Саша Буряк и Толик Сташенко стояли на ступеньках кинотеатра «Мир» и говорили о последних событиях. Саша, неуклюжий, усатый, замет­но беспокоился.

– Нет, Стах, я не пойду. Какой из меня там толк будет? Я драться не умею, и не люблю... Нет, не пойду, – говорил он, отмахиваясь от То­лика, как от мухи.

Но тот был настойчив:

– Да ты пойми, Бурый, – все наши будут. Нельзя откалываться. И так, может, Валька Мишку не пустит, Макс в больнице, Глухарь еще не при­ехал... В общем, нечего думать, надо идти.

Бурый поежился, сунул руки в карманы и, глядя в сторону, сказал:

– Да боюсь я, понимаешь, Стах? Не хочу залететь по-дурному. Попа­дет чем-нибудь в голову, и все – труп или калека. Очень мне это надо.

– Ну-у, труп... До сих пор ведь все нормально было, чего ж пережи­ваешь?

– Нормально... Сколько пацанов по больницам валяется? А помнишь, что было с тем моск­вичом, который приехал к нам на каникулы и захотел романтики?

Толик нехотя ответил:

– Перелом позвоночника.

– Вот! Всем – ничего, а у него – перелом позвоночника! Не могу я забыть про этот случай, так и кажется, что следующим буду я, и обяза­тельно – перелом позвоночника!

Стах сплюнул далеко в сторону:

– Не поворачивайся спиной, так и будет позвоночник цел.

Бурый запнулся, посмотрел с тоской на Стаха, повернулся и пошел прочь, смешной в своем черном полушубке и огромной енотовой шапке, качающейся из стороны в сторону.

Стах поглядел ему вслед, усмехнулся:

– Придурок.

* * *

– Никуда не пойдешь! Я тебя не пущу! Хватит того, что в прошлом году из-за глаза месяц в больнице лежал!

Мишель, зажав уши руками, мотал головой и кричал:

– Все равно пойду! Как все, так и я!

– Не пойдешь! Не  пойдешь!

– Пойду! Пойду!

Валя выбилась из сил. Вытирая пот со лба, откинула назад прядь рыжих волос:

– Ладно. Раз так, я иду с тобой. Пусть нас двоих лупят.

Светка, младшая сестра Мишеля, горячо выразила свое одобрение, вы­сказавшись в том смысле, что мужиков надо держать возле себя.

– Ты-то что понимаешь! – рассердился Мишель. – Вот вырастешь, заве­дешь себе мужика и держи сколько хочешь, а от меня отстань, обе от­станьте! И ты, Валя, не говори глупостей, никто тебя лупить не будет, сама знаешь. Постоишь сзади, посмотришь...

– Насмотрелась уже! – взорвалась Валя. – Будь моя воля, я бы всех ваших Панов, Гулливеров, Ирисов пересажала бы, чтоб не занимались еру­ндой и вас с толку не сбивали. Миш, – умоляюще забормотала она, – ну, не ходи, а? Давай лучше в кино сходим, или в гости к кому-нибудь, празд­ник все-таки, а, Миш?

– Да что ты, в самом деле, – с досадой стукнул по столу ладонью Мишель, – думаешь, мне очень хочется идти? Но не могу я не пойти, не могу! Ты что, не понимаешь?

– Понимаю, – опустила голову Валя, – понимаю...

6

Утром восьмого марта Найн, Андрон и Кулак пошли на базар – посмотреть себе кое-что к летнему сезону.

Несмотря на праздник, народу было очень много; приехало немало машин с товаром из других городов и республик. Расположились они, как всегда, на широкой четырехугольной площади рынка в несколько рядов.

Здесь продавали все: одежду и обувь, поросят и коров, шапки и кни­ги, индюков и пирожки, велосипеды и дрожжи, пластинки и одеяла – сло­вом, все, что можно продать и купить.

Шныряли цыганки, шепотом предлагали всевозможный дефицит и свои услуги в предсказании будущего. Грузины, привезшие массу обуви, де­монстрировали ее потенциальным покупателям, сгибая подошву, стуча зачем-то обувью о снег, закатывая глаза и цокая языком. Сельские продавщицы молча принимали деньги, отсчитывали сдачу, торопясь поско­рее распродать товар и вернуться домой. Шоферы закусывали горячими беляшами, посмеиваясь и обмениваясь свежими анекдотами. Усатые мужики продавали шапки из кролика, нутрии, собаки. Женщины предлага­ли вязаные головные уборы.

Здесь же сидели наперсточники, обжуливали простофиль. Найн шепнул Андрону:

– Никогда не видел в одном месте столько больных на голову сра­зу.

А вот еще один специалист по обиранию простаков. Солидный муж­чина в пыжиковой шапке, красивом полушубке, с золотым перстнем на среднем пальце левой руки предлагает попытать счастья. У него в ру­ках полотняный мешочек, в котором позвякивают ключи от различных ма­шин. Мужчина берет два ключа, одним открывает бежевую «Волгу», вторым заводит ее, потом у всех на глазах бросает эти ключи в мешок. За пять рублей любой желающий не глядя вытаскивает из мешка два клю­ча. Подойдут к «Волге» – забирай машину, нет – прощай, пятерка.

Уже не менее тридцати охотников пробовало за пять рублей запо­лучить личный транспорт, но... Солидный мужчина посмеивается – он хорошо знает людей. Пока будет существовать возможность получить какую-либо материальную выгоду, не прилагая никакого труда, будут существовать и желающие эту возможность использовать.

… Пошатавшись по базару под гул, звон, мычанье, хрюканье, крики, тро­ица, так ничего и не купив, возвращалась домой.

Найн, сильно замерзший, чуть не бежал и подгонял остальных. Потом, что-то вспомнив, повернулся к Андрону:

– Витька, так вы ходили вчера на Заречье?

Андрон кивнул:

– Ходили. Все нормально, договорились. Распили с ними несколько бутылок, и порядок. Сегодня придут на танцы.

– Ух, и пометелимся! – Найн подпрыгнул и затопал ногами.

– Где собираемся? – открыл, наконец, рот все время молчавший Кулак.

– У Эйса. Отметим праздник, и пойдем.

– А кто будет?

– А черт его знает. Кто-нибудь да будет.

* * *

Часов в пять почти вся «Прима» собрались у Эйса. Пришли Андрон, Хазар, Найн, Бурый, Мишель с Валей, Джо, брат и сестра Брызгины, Коняхина, Стах, Галка Медиатор, соседка Эйса по прозвищу Манюня.

Шум, смех, звяканье вилок и ложек, толкотня во время рассаживания за столом, запах духов создавали действительно праздничную атмосферу. На девчонок приятно было посмотреть – так они сияли. Коняхнна то и де­ло бросала на себя взгляд в зеркало. Маленькая, пухленькая, с мелки­ми кудряшками на голове, она производила немного смешное впечатление в своем роскошном красном вечернем платье. Но она ни на кого не обращала внимания, считая, что, если ее не слишком хвалят, то по прос­той причине: девчонки из зависти, а мужики в этом ничего не смыслят.

Пришла Таня Савченко. Ее появление встретили восторженно.

– Танюша, где Толика потеряла? – закричал Джо.

– Твое какое дело? – набросилась на него Валентина. – Сиди молча. Вез­де свой нос воткнет.

– Толик в сугробе застрял, – засмеялась Таня, быстро окидывая взгля­дом собравшихся. Она была возбуждена и постоянно сжимала руки так, что белели косточки.

Коняхина тут же завладела ею и усадила возле себя.

– Наполнили бокалы! – дал команду хозяин и, когда она была с энту­зиазмом выполнена, произнес: – Первый тост – за наших чудесных девчат! Кавалеры, ухаживайте за дамами!

«Чудесные девчата» от удовольствия покраснели и сами принялись ухаживать за «кавалерами», накладывая им на тарелки закуску, так как те этого сделать не могли – держали бокалы.

Таня, оглядев сидящих за столом, бросила взгляд на дверь в сосед­нюю комнату. Возбуждение ее прошло, она бесцельно вертела в руках вилку, не замечая этого.

– Что с тобой, Танюша? – забеспокоилась Ольга и, догадавшись, сказа­ла тихо: – Нет его... Не пришел. Да он же в больнице, ты знаешь!

– Была я там. Нету, – упавшим голосом ответила Таня. – И дома нет. Я думала, он здесь. Олечка, милая, что же мне делать? – она чуть не пла­кала.

Коняхина схватила бутылку шампанского, налила в фужер немного и дала Тане:

– Давай-ка выпей, а там видно будет.

– Товарищи, предлагаю выпить за мужчин! – поднял свой бокал Джо, но вознегодовали девчонки, и он крикнул, что снимает свое пред­ложение.

 Обстановка была абсолютно свободной. Разговор велся между соседями; все они давно знали друг друга, поэтому каждый занимался, чем хотел, не обращая внимания на остальных.

Раздался звонок. Таня вздрогнула, подалась вперед, сжав руку Коняхиной. Эйс вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь. За ней по­слышался смех, какое-то звяканье, возня. Эйс вернулся.

– Это Кот, – сказал он.

Известие о прибытии Котова вызвало взрыв восторга – его не хва­тало за столом.

На пороге появился Славик с гитарой в руках.

– Здравствуйте, молодые люди.  С праздником!

– Славуня, сюда! – крикнул Жора. – Я тебе место держу!

Галка запротестовала:

– Почему это сразу к тебе? Славик, не слушай его, иди ко мне. Тут возле меня все самое вкусное стоит. Иди, иди.

– Это аргумент, – согласился Котов и стал пробираться к ней. Настроение у всех сразу поднялось, кроме Тани – на нее было жалко смотреть.

... Разговор за столом становился все громче. Тосты провозгла­шались один за другим. Поднялся Славик.

– Дорогие дамы, будущие мамы! – тут он получил удар по ребрам от Галки. – Меня здесь неправильно поняли. Я имел в виду, что все вы в свое время станете мамами, ибо нет на свете более благородного занятия, чем рожать детей. Разве я не прав? Так вот, я хочу выпить за то, что­бы все ваши дети были похожи на меня.

Парни захохотали, а девчонки принялись осыпать Кота ругатель­ствами. Но тот был невозмутим.

– Вы меня опять неверно поняли. Я хотел сказать, пусть ваши дети будут такими же веселыми и красивыми, как я!

Все закричали и зааплодировали. Улыбнулась даже Таня:

– Хороший парень Славик. Ох, и будут за ним девчонки бегать!

Коняхина кивнула:

– Да уж!

Ира Брызгина, выходившая на кухню, заглянула в комнату:

– Макс пришел!

Кровь прихлынула Тане к лицу. Она обессилено прислонилась к Ольге. Коняхина зашептала ей на ухо:

– Что ты, что ты, Танюшка? Нельзя же так... что все подумают?

– Все равно, – еле слышно проговорила Таня, не отрывая глаз от две­ри.

Вошел Макс. Его, как и Котова, приветствовали радостными криками. Сумрачное лицо Борисова прояснилось: он любил своих друзей, как и они его.

– Штрафную! Штрафную ему! – Найн размахивал бутылкой, пытаясь на­полнить фужер вином.

Увидев Таню, Макс удивленно округлил глаза, но затем улыбнулся ей, и этого было достаточно – она почувствовала себя такой счастливой...  Коняхина, наблюдая за ней, сама светилась от радости.

Макс сел на свое обычное место: справа – Мишель, слева – Хазар. Перед ним поставили чистую тарелку, бокал, положили вилку, салфетку. Сидящая напротив Манюня принялась накладывать всевозможную закуску: грибы, са­лат, что-то еще.

– Да налейте же ему штрафную! – надрывался Найн. Наконец его призыв услышали, и бокал Макса был наполнен. Он вы­пил, счастливо засмеялся:

– Соскучился я по вас за несколько дней...

– Где ты был сегодня, Макс? – крикнула через головы Коняхина. – Я к тебе заходила, никто не открыл, – соврала она.

– К бабушке ездил, – коротко ответил Макс.

У Тани от сердца отлегло. Действительно, может же человек съез­дить к своей собственной бабушке? А то уж подумала бог знает что...

... Наконец настало время, когда сидеть за столом было уже невоз­можно. Эйс, пробравшись к магнитофону, поставил что-то «тяжелое». Стол был убран, и на освободившемся месте Найн, Андрон и Джо при­нялись изображать рок-музыкантов. К ним присоединились Брызгины и Медиатор. Эйс погасил свет и зажег свечи.

Пока гости танцевали,  к Максу, пересевшему в кресло, подошли Хазар, Мишель, Эйс и Кот. Их тут же «вычислила» Коняхина, так что долго разговаривать им не пришлось.

Она сказала Тане:

– Опять про свою драку болтают. Подожди-ка, сейчас я музыку сме­ню.

Она выключила магнитофон и, не обращая внимания на яростные про­тесты танцующих, стала рыться в пленках. Найдя нужную,  Ольга пос­тавила ее и объявила:

– Белый танец! Дамы приглашают кавалеров! – и подмигнула Тане.

Зазвучала медленная мелодия. Коняхина подскочила к Хазару и увлекла его на середину свободного пространства. Ее при­меру последовали Валя, Манюня и Медиатор, пригласившие Мишеля, Эйса и Кота.

Таня подошла к Борисову.

– Потанцуем, Макс? – очень тихо сказала она.

Под­нявшись, он взял ее за руку и наклонил голову. Таня положила руки ему на плечи, и они закружились.

Макс молчал, молчала и Таня, не зная, как начать разговор. Они танцевали, не глядя друг на друга.

Первым заговорил Макс. Кашлянув, он поинтересовался:

– А где Толик? Я его что-то не вижу.

– А он тебе очень нужен? – не поднимая глаз, спросила Таня.

– Мне? Нет, – Макс даже удивился нелепости ее вопроса.

– И мне – нет. Зачем ты спросил? Ты же знаешь...

– Танюша... – мягко перебил он, но остановился, взглянув в ее гла­за, полные радостного удивления.

– Ты никогда меня так не называл... Макс... скажи еще... еще раз...

И, уступая этой просьбе, этому требованию, он привлек ее к себе и шепнул в маленькое розовое ухо, украшенное простой металлической сережкой:

– Танюша… Танюшка... Знаешь... я, наверное, болван...

Она счастливо засмеялась:

– Это самое умное из всего, что ты сейчас говорил. Ох, Макс, Макс, какой ты... замечательный!

– Ну вот, – смущенно улыбнулся он, – опять в замечательные попал.

Таня тут же насторожилась:

– Почему – опять? Кто еще тебя так называл?

Он обнял ее и приподнял над полом:

– Да ты же! Или забыла?

– Помню, – прошептала она, притихнув в его руках. – Подержи меня так еще немного...

И он держал ее, обхватившую его шею, держал, как самую большую драгоценность, и его руки были такими надежными, а ее маленькие но­ги, не достающие до пола, казались такими детскими и трогательными… и они не слышали, что музыка уже не звучит, что в комнате очень ти­хо... пока, наконец, шквал аплодисментов и одобрительных криков не заставил их очнуться. Таня, покраснев, как мак, спряталась за спину Макса, а он,  смущенный, глубоко засунул руки в карманы брюк и качался с пятки на носок.

Больше всех  ликовала Коняхина, любившая, чтобы все хорошо конча­лось.

Котов, вскочив на диван, провозгласил:

– Уважаемые товарищи, вы присутствуете при историческом пораже­нии Макса! За это стоит вы­пить, я считаю!

Его идею шумно одобрили; стол был водворен на место, и они выпили за поражение Макса и еще за что-то.

Через какое-то время Ольга закричала:

– А для чего здесь гитара? Ну-ка, Котик, сделай что-нибудь, чтоб мы не скучали!

Славика долго упрашивать не пришлось, он взял гитару, попробовал звучание и объявил:

– Импровизация на злобу дня!

И запел:

  

 Хотел себе иметь я банк,

Но банка нет, зато я – панк,

Текущий счет мне не открыть,

Зато виски могу побрить.

Ходить в лохмотьях даже днем,

Светить всегда для всех огнем.

Но сколько можно быть мишенью для напастий,

И неудачным слыть, и быть у них во власти?

– А какая же тут злоба дня? – смеясь, спросил Стах.

– Для такого пня злобу дня надо искать под хвостом у коня, – тут же парировал Котов под хохот слушателей.

Потом все вместе спели песню, которая начиналась словами: «А нам бы в Африку, а нам бы в тропики...», затем пели еще и еще.

Наконец, Макс взглянул на часы и встал:

– Ну, мужики...

 У Тани екнуло сердце.

– Что, уже пора?

Настроение у девчонок упало. Да и «мужики» выглядели не слишком бодро. Но идти действительно было нужно.

Галка, Брызгина и Манюня стали убирать со стола. Ольга что-то шептала Тане, опять погрустневшей.

Договорились разойтись по домам, переодеться, встретиться во дворе Борисова и вместе идти в ДК. Квартира Михеева опустела, в ней остались лишь хозяин да девчонки.

Таня села возле Эйса, курившего у окна. Он усмехнулся, глядя на нее:

– Что, Таня, переживаешь? – и, когда она опустила голову, добавил: – Не стоит. Скоро все это кончится.

– В каком смысле – кончится? – спросила она.

Эйс пожал плечам, стряхнул пепел с сигареты:

– Известно, в каком. Заберут нас в армию, и все.

Таня возразила:

– До того еще многое может случиться. Сережа, почему вы не хотите бросить это... сейчас бросить, а не после армии? Вам же будет легче жить! И нам... нам тоже, – слезинка сползла на кончик ее носа и там повисла.

Эйс вздохнул:

– Мы бы хотели, Танюша, да никто нам этого не позволит.