ПОСЛЕДНИЙ КУРС
ПОЧЕМУ
«ПОСЛЕДНИЙ»?
Почему
я говорю «последний» курс, а не «четвертый»? Причина проста: я перевелся с
четвертого стационарного на пятый заочный, где, между прочим, мне повезло не
сдавать кое-какие предметы, в частности, «зарубежку» ХХ века. В зачетке у меня
по этому предмету стояла «пятерка», но на третьем курсе мы изучали зарубежную
литературу только до 1917 года. А так мне зачли ее всю, вплоть до 80-х годов. Правда,
я ее и так знал, но если есть возможность не сдавать…
И
тогда же я подделал подпись Н.М. Жаркевич, преподши русской литературы, которой
я был должен около сорока стихотворений. Я думал, что с ней мы уже не
встретимся…
КАК
ТОЛИК ГОРОХ ИЗ-ЗА МОЕЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ СТАЛ ГРАЖДАНИНОМ ИЗРАИЛЯ
Осенью
1987 года мы, старшекурсники, должны были пройти педагогическую практику в
разных городах и селах Черниговской области. Толян Горох устроил себе практику
в селе Красное, где он сам когда-то учился и где у него были родственники. А я
попал по распределению в Ичню, небольшой городок, да к тому же с однокурсницами,
с которыми почти никогда не разговаривал и которых, можно сказать, практически
не знал. И приехал я в Ичню вечером, нашел нужную мне школу, сообщил директору,
кто я есть, на что она (директор) ответила, что все практиканты уже давно
здесь, и только я неизвестно где пропадал. Я кое-как оправдался, и тут встал
вопрос: а куда меня пристроить на жительство? Спихнули меня в конце концов к
пожилой техничке, как было сказано: на одну ночь, до решения вопроса. У нее я и
прожил целую неделю, пока не решил вопрос в свою пользу. Я понял, что в Ичне
мне не светит хорошо провести время, и попросил, чтобы деканат разрешил мне
пройти практику дома, в Конотопе. Нажимал, как всегда, на семейные
обстоятельства. А так как никто в деканате не знал, что я уже третий год как в
разводе, мне это разрешение дали. Я быстро смотался на автобусе в Ичню, собрал
свои шмотки, оставил хозяйке записку: так и так, прощайте, уезжаю, учебники
сдайте в школьную библиотеку, – и на том же автобусе вернулся в Нежин. Там сел
на электричку, и – домой.
В
Конотопе мне надо было срочно трудоустроиться в какую-нибудь школу, чтобы
пройти эту самую практику. Но – куда? И тут я вспомнил о родном ПТУ № 4. А
почему бы и нет? Практика – она и в Африке практика.
Пришел
в ПТУ. Спросил «бурсаков»:
–
А кто у вас сейчас завуч?
–
Светлана Анатольевна.
Ну,
повезло! Светлана Анатольевна во время моей учебы в этом училище читала у нас
физику и была, в общем, доброй женщиной. Теперь-то все будет в порядке.
Нашел
Светлану Анатольевну, поздоровался.
–
Здравствуй, Роман, – говорит она.
Я
поразился:
–
Как?! Неужели вы меня помните?! Ведь восемь лет прошло, и я с тех пор сильно
изменился!
–
Помню, – сказала она, – и группу вашу гадскую помню. Ты по какому вопросу?
–
Да вот, – говорю, – практику бы пройти.
–
Какую, – она говорит, – практику?
–
Педагогическую.
–
Что, что? – она не поняла. – Ты хочешь сказать, что ты – педагог?!
–
Ну да, – отвечаю. – Русский язык и литература.
Как
она хохотала, я не могу передать. Еле могла говорить:
–
Ты – педагог?! Ты – и педагог?!
Никогда
не слышал, чтобы так смеялись.
Немного
успокоившись, Светлана Анатольевна сказала:
–
Ну, пойдем.
И
повела меня в учительскую.
Так
как была перемена, то в этом мозговом центре училища находилось немало народу.
Светлана Анатольевна выдвинула меня вперед и спросила:
–
Узнаете?
Половина
преподавателей была мне неизвестна. Кто-то из другой половины ответил:
–
Знакомое лицо. Давненько не видали.
Светлана
Анатольевна торжественно сказала:
–
Знакомьтесь, наш новый коллега.
Секунду
стояла тишина, которую нарушила преподаватель украинского языка:
–
В каком смысле – коллега?
Светлана
Анатольевна пояснила:
–
Учитель русского языка и литературы.
Тут
повторилась сцена, произошедшая ранее в кабинете Светланы Анатольевны. Те
учителя, знавшие меня раньше, хохотали, как бешеные, а новые преподаватели, не
знающие, в чем соль шутки, сдержанно улыбались.
Когда
все отсмеялись, Светлана Анатольевна повела меня в свой кабинет.
–
Ладно, – сказала она, – пройдешь у нас практику. Начнешь в понедельник.
И
я походил по кабинетам, познакомился с некоторыми преподавателями и даже
наметил, с кем можно будет расслабиться после работы. Но…
Но
завтра была суббота. В эту субботу мой
старый друг Сашка Лукьянец, он же Синяк, женился и предложил мне быть
свидетелем, на что я, ясный перец, согласился.
Свадьбу
отгуляли, как положено. Пили, пели, Толик Попов танцевал стоя брэйк, и много
чего еще было. Например, там была девочка Люда, которую охмурял один мой старый
друг, не буду говорить, кто. А я этого не заметил. И когда он делился своими
планами – вот, мол, сейчас заберу ее домой… я ее увел. О своей оплошности я
узнал утром, меня информировала хохочущая Сашкина сестра, Танька, поведавшая,
какое лицо было у того приятеля, когда я уходил в обнимку с Людой.
А
утром в понедельник зашли ко мне Сашка Штраух, Олег Дьяченко и еще кто-то и
повели похмеляться. Похмелялись мы в четырнадцатом магазине томатным соком,
бутербродами и водкой, потом еще где-то были, потом еще… Во вторник это все
повторилось. И только в среду я вспомнил, что мне надо идти проходить практику
в ПТУ-4. Но не было уже желания.
Короче,
практику я завалил. Единственное, что оставалось, так это забрать документы,
выданные мне в институте для ее прохождения. Являться самому мне было неловко,
и я послал в ПТУ Таньку Колесникову, которая училась на курс младше, снабдив ее
своим обручальным кольцом и легендой, согласно которой она являлась моей женой
и должна была изъять мои документы, так как я якобы лежал в больнице в тяжелом
состоянии.
Документы
Светлана Анатольевна выдала моментально, произнеся сакраментальную фразу из
песни:
–
Каким он был, таким остался.
С
чем Танька и отбыла.
Два
месяца я отгулял в Конотопе, но надо ж подавать результат практики в институт,
а у меня результата – ноль. Что делать? Выход один: переводиться на заочное. Я
и перевелся, напирая, опять же, на семейные обстоятельства.
Кстати,
когда бегал с «обходняком», библиотекарь спросила:
–
А куда вы уходите, в армию?
Вот
тебе на, подумал я, неужели не видно, что уже не пацан? И ответил:
–
На пенсию.
В
трудовой книжке мне сделали запись: «Отчислен из состава студентов», не
объясняя причины.
Толик
Горох, узнав, что я перевелся, сказал:
–
Ты что, хочешь меня одного с бабами оставить?
И
перевелся тоже.
Таким
образом, на стационаре остались только двое мужчин: Толик Бондарь и Володя
Другаков. А нам с Толяном Горохом надо было искать работу в школе, потому что
заочникам необходимо предоставлять справку, что они работают в школе, и,
конечно, характеристику. И мы отправились в гороно.
Там
нас встретили довольно хорошо и для начала предложили пойти в элитную для того
времени школу № 2, вести курс углубленного изучения русского языка. Мы
объяснили методисту, что пока нам это не по плечу, и попросили что-нибудь
попроще. Тогда нас задвинули в школу № 14, на окраине Конотопа, куда что
пешком, что транспортом добраться была большая проблема, сообщив, что пока мы
будем заменять заболевших учителей, а там видно будет. Мы стали заменять.
Как
это происходило – отдельная история. Однажды, например, мы с Толяном поехали в
Нежин по своим делам, где и заночевали, а утром чесали назад на электричке,
чувствуя, что не успеем к первому уроку. Железнодорожники не подкачали, мы не
успели и, не заезжая домой, как есть, небритые и не по форме одетые (т.е. в
джинсах и свитерах на голое тело), мы ввалились в учительскую, схватили
классные журналы и разбежались по своим классам. Не знаю, как вел урок Толян, а у меня он прошел
так.
Влетев
в класс после звонка, я кое-как отдышался, для вида полистал журнал и спросил:
–
У нас сейчас что – язык или литература?
Класс
– немного удивленно:
–
Язык.
–
Ага, – сказал я, соображая, что же я задавал по языку. Не сообразил и снова
спросил:
– А
что было задано на дом?
Несколько
голосов ответило:
– Обстоятельство.
Ситуация
начала проясняться. Я взял на первой парте учебник и строго спросил:
–
Какой параграф?
– Сорок восемь, – ответили мне.
Я
быстро нашел этот сорок восьмой параграф, прочитал правило насчет
обстоятельства и грозно, как только мог, спросил:
–
Так что называется обстоятельством?
И
начал вызывать всех подряд. Урок пошел.
Вскоре
моя педагогическая карьера закончилась, уложившись в четыре дня, потому что на
пятый я взял справку о том, что работаю в школе, и покинул педколлектив
навсегда. Больше я никогда не появлялся в какой бы то ни было школе в качестве
учителя. А Толик остался. Через несколько дней вышла на работу учительница,
которую он заменял, и они понравились друг другу. Через год поженились, и я был
свидетелем на свадьбе. А так как ей повезло родиться в еврейской семье, то еще
через несколько лет, а именно в 1994 году, они укатили в Израиль, о чем
абсолютно не жалеют. Перед их отъездом я сказал Толику:
–
Толян, а ведь если бы я не прогулял тогда практику, никуда бы ты сейчас не
ехал.
Он
ответил:
–
Да… Хорошо, что ты был таким раздолбаем. С меня бутылка коньяка.
И
впоследствии выпили мы с Толяном много всяких бутылок, в том числе, кажется, и
коньяка.
Комментариев нет:
Отправить комментарий