Студенты 80-х. Выпуск 11

II КУРС

ИЗ СОЧИНЕНИЙ СТУДЕНТОВ

Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» нарисовал пленительный образ украинского народа, который умеет смеяться над всем смешным, в том числе и над собой.

Гоголь часто рассказывает о второстепенных героях, которые только раз появляются на страницах повести не более двух раз, чтобы, совершив подвиг, уйти навсегда.

Зной палит и пыхает (вместо пышет).

Еще вариант: Зной палит и пыхтит.

Мотель – мотивизированный отель.

Молодежь занимается обывательством, иждивенчеством.

Из конспекта первоисточников по истории КПСС (был такой предмет, считался одним из основных):

Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда в рядах народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах народа, колебания в рядах врагов и в рядах слабых друзей революции.

Надпись на столе в аудитории

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье…

Ленка – крыса.

Надпись на фотографии, подаренной девушкой:

Пусть нежный взор твоих очей

Каснется карточки моей,

И, может быть, в твоем уме

Возникнет память обо мне.

Французский язык

Андрей Лукьянчук переводил с французского название поэмы Демьяна Бедного «Полна страданий наших чаша». «Чаша» по-французски «calice» (калис). Андрей решил, что это – «калик». Связав калик с калеками, перевел название как «Обездоленные и инвалиды».

Две моих одногруппницы, делая перевод статьи об узницах концлагеря, которые у печи крематория клянутся до конца жизни бороться с фашистами, написали следующее:

– Мы осуществили свою мечту – сделали переворот крематория.

– Мы осуществляем нашу клятву – делать башни крематория.

После этого наша «француженка» Клавдия Ивановна Монахова, сказала, что у нас не институт, а деревообрабатывающий комбинат: дубов принимают, липу выпускают.

Одна девушка, говоря о Марии Кюри, которой было 60 лет, а она всё ходила гулять в горы, перевела слово «marcher» (идти, ходить, гулять) слишком буквально, и у нее получилось:

– Мария Кюри любила подниматься на гору и там маршировать. (Представьте бабушку, марширующую в горах).

К.И. вызывает девушку отвечать у доски. Та говорит:

– Вы знаете, мне удобней с места.

Монахова:

– А может, вам удобней лежа или ползком?

Остроумная была женщина.

Самое страшное

Преподаватель Борщенко рассказывает о вреде пьянства и, в частности, какие вредные последствия вызывает разложение алкоголя в организме. И подытоживает:

– Итак, самое страшное – не спирт…

Толик Бондарь:

– А похмелье!

ДВА ТЕАТРА

У нас в институте действовал студенческий театр, возглавляемый Еленой Николаевной Евстафьевой по прозвищу «Бабка». Она была маленькая, щупленькая, довольно сильно картавила. Колоритная фигура: фронтовичка, лично знала Пастернака; несмотря на почтенный возраст, вовсю курила «Беломор», причем делала это прямо на парах. Захотелось покурить – зашла за доску (знаете, были такие на двух ножках, чтобы можно было передвигать по аудитории) и смалит себе. Дым вверх идет, из-под доски ноги торчат, а она продолжает читать лекцию. И попробуй засмеяться!

Елена Николаевна очень любила ставить пьесы на военные сюжеты. Для таких спектаклей, само собой, нужны были в основном парни, а где их взять в пединституте? Да еще на филфаке? На нашем курсе поначалу насчитывалось 150 человек, из них мужчин – девять. На первом же году в армию забрали пятерых, и осталось нас четверо отслуживших. На других курсах картина была примерно такая же. Вот Евстафьева и вылавливала этих немногих и загоняла (иначе не скажешь) в свою «труппу». Отказаться невозможно: рискуешь не сдать экзамен. Зато «актеры» могли не волноваться.

Короче, двух Толиков и Вовку еще на первом курсе завербовали в артисты. Я избежал этого, думаю, чисто случайно, просто на глаза не попался, так как читала Бабка лекции на втором курсе.

Познакомился я с ней поближе таким образом. Шел мимо читального зала, который имел два входа, один из которых часто бывал закрыт. Вот тут я ее и встретил. Елена Николаевна пыталась войти в закрытую дверь; когда не получилось, забарабанила кулаком. Никто не отозвался; она свирепо произнесла:

– Черт знает что!

После чего двинулась в одном направлении со мной. По дороге нужно было спускаться по достаточно скользким деревянным ступеням, по которым, возможно, еще Гоголь ходил. Я и предложил ей руку, чтобы спуск легче прошел. Елена Николаевна поинтересовалась:

– Как ваше имя, молодой человек?

– Роман.

­– Чýдное имя. Чýдное. На каком вы курсе?

Понимая, что сейчас произойдет, я удрученно признался:

– На втором.

Она так и вскинулась:

– На моем?! Почему же я вас не видела?

Господи, как часто мне задавали этот вопрос! И как часто я отвечал то же, что и сейчас:

– Я болел.

Ее не столько интересовало, где я был до сих пор, сколько радовала перспектива заполучить еще одного мужчину в «труппу». И она сказала:

– Вы знаете, что у нас есть театр?

– Знаю.

– Завтра репетиция. Приходите, посмотрите. Может, захотите играть.

Вот уж чего мне никогда не хотелось, так это «играть»! Органически не переношу лицедейства!

На репетицию я, конечно, пришел. Посмотрел, как пацаны с девчонками работают над очередной военной пьесой, и потихоньку удрал. Чего торчать зря, Бабка-то меня уже заметила.

Я подумывал, как бы поделикатнее отказаться от предложения влиться в «труппу», которое неизбежно должно было последовать, но тут, как говорится, «пришла беда, откуда не ждали».

Галина Альбертовна Матюхова, преподаватель иностранной литературы, тоже решила организовать театр. С соответствующим репертуаром. А где взять артистов, когда все они уже «принадлежат» Евстафьевой? Ответ прост: да там же, у Бабки.

За основу Галина Альбертовна взяла все тот же «свой» второй курс. В результате Толику и Вове пришлось работать «на две ставки». Мне тоже не удалось отвертеться. А девчонок набрали, как ни странно, на казахском отделении.

Репетировали пьесу о студенческом театре Гарсии Лорки, который в тридцатые годы колесил по Испании и давал спектакли из испанской же классики, в том числе и пьеску «Фуэнтэ Овехуна» («Овечий источник» – название селения). Автор – Лопе де Вега. Суть: некий барон похищает дочь одного из местных селян с целью надругаться над честной девушкой; она обвиняет крестьян в трусости – молчите, мол, быдло деревенское, а ваших дочерей тем временем насилуют. Крестьяне возмущаются и устраивают барону «Варфоломеевскую ночь».

Вот этих самых крестьян мы и играли, причем я – отца девушки.

В положенное время спектакль состоялся. Народу пришло довольно много, так как интересно было посмотреть, как будет протекать противостояние двух преподш, ибо Евстафьева не стала бы спокойно реагировать на конкурентов. Мы, само собой, выглядели в этой ситуации жертвенными баранчиками.

На деле же получилось достаточно комично. Идет спектакль, ведущий читает текст, артисты работают. Наступает наш черед. Выходим мы, четыре испанца. Так как соответствующих костюмов не нашлось, нацепляли на себя что попало, а на головы повязали красные платки.

Появляется «обесчещенная» девушка – казашка – и обращается к нам. Потом вступаю я:

– Боже правый! Дочка, ты?!

В зале начинают хихикать: забавно выглядели «отец» с длинной физиономией и «дочка» с лицом, как полная луна. Папаша явно славянской наружности имеет дочь с раскосыми глазами. Н-да…

Она:

– Дочерью ты меня не называй!

Что ж, правильное замечание.

Я:

– Почему, моя голубка?

Она начинает нас, крестьян, оскорблять, называть трусами и т.д., но ее слов почти не слышно из-за откровенного хохота зрительного зала.

Наверно, Галина Альбертовна поняла, что вышел перебор с контрастом. Во всяком случае, этот спектакль был первым и последним. Театр умер, едва родившись.

Но хорошие оценки у нее на экзамене мы все же получили.

РИГА

Решили мы с Ирой Рондарь и Леной Овсянкиной, коллегами по стройотряду, куда-то поехать, так как деньги были – за пять месяцев стипендия. И придумали – в Ригу!!!

Я никогда еще не был в Прибалтике, но давно мечтал. Кто предложил, не помню, да какая разница. В общем, поехали мы. В купе. Для студентов – скидка 50%, и стоило это рублей 10, что ли… В купе – с Украины в Ригу, за 10 рублей… Советские студенты могли себе позволить.

И вот – мы в Риге. Мест в гостиницах нет. А мы приехали с целью посмотреть город, переночевать, а на следующий день еще посмотреть и уехать. Но – где же ночевать?!

И натыкаемся возле какой-то гостиницы на бабушек, которые сдают квартиры. Одна и говорит:

- Давайте ко мне. Все условия и т.д.

- А сколько за ночь?

- Пять рублей.

- Гм… Дороговато.

- А вы откуда?

- С Украины.

- А-а… Ну, тогда четыре.

Всё, вопрос решен. Мы берем у бабки адрес, спрашиваем, как добраться, и отправляемся смотреть город. Понравилось, особенно старый город.

Вечером покупаем кучу пива, бутылку «Столичной» и едем на хату.

Хозяйка нас встречает, приглашает поужинать. Мы рапортуем, что у нас все свое, она:

- Может, чайку?

На что мы отвечаем, что, мол, чайку необязательно, но неплохо бы стаканчики… Выдает она нам стаканы, и мы делаем  «шпок» - наливаем на дно водки, доливаем пивом и резко встряхиваем. В результате получается пивная пена, которая быстро выпивается. Эффект – более сильный, чем просто выпить водки и запить пивом. В общем, мы выпили половину водки и нормально окосели. Потом пришел муж хозяйки, и я с ним долго рассуждал о хоккее – не помню, почему. 

Утром мы снова попросили стаканы, допили водку с пивом, и в половине восьмого утра были в тонусе. Хозяйка сильно удивлялась – так рано, а ребята уже…

После прогулки по Риге, когда мы купили морского окуня холодного копчения и снова рижского пива, отправились на вокзал.

Назад ехали снова в купе с каким-то армянином, угощавшим нас коньяком.  Неплохая вышла поездка.