Поэт Олежек

ОЛЕЖЕК

С этим парнишкой 16-ти лет я лежал в одной палате в феврале-марте 1991 года. Мы пребывали в неврологическом отделении по разным причинам: у меня был остеохондроз, он – на обследовании от военкомата – энурез и общая умственная отсталость. Он еще и стихи писал.

***

Комбайн краснеет одинокий

В тумане поля золотом…

***

Вічний тракторист! Дух, що тіло рве до поля,

Рве поету, хліб і соль,

Він живий, він ще не вмер,

То без нього ми вмремо.

Хто нам хліб буде родить.

Ні хто його незабуто

Того тракториста сина Батьківщини

Того, що вона родила його

Для того щоб він нас кормив.

***

Люблю я девушку красиву, но оно

Вже замужом давно,

Как презнаца мне

Ей в любви не знаю.

Люблю я девушку красиву

За что и сам не знаю,

Но как об, етом ей сказать,

Что так получилось

И сердце моё к ней прибилось.

***

Лежу в больници я на койке

И думаю о доме,

О девушке той красивой

Какая мне пришла в восне.

О незнакомка ты моя

Я твой же покровитель

За что ты мучаеш меня

Скажи пожалуста ты мне.

О ангел ты же для меня

И только для меня

Но ты пришло только раз

И то в восне.

Я видел тебя на балу

Ты танцивала со Светой

Я хотел подойти к тебе

Но ты была со Светой.

И я нестал к тебе ити

Я наблюдал же за тобой

Как за любимой,

Потом же мы пошли домой.

И мы ростались,

И я скучал же по тебе, любима.

Потом же Света мне дала твой адрес.

И я тебе же написал, что я люблю тебя.

Но ты же мне ответила,

Что всё же это зря,

Что любиш ты другово,

А я для тебя всего же друг.

***

Ой ты перестройка

До чево же ты довела,

Даже бабам в село

Трусов не дала.

Ой товарищ Горбачов

До чево же ты дошол

Даже в нашом селе

Хрест поставили тебе.

***

Куда не глян

вокрух один же дифицит,

и те трусы и те носки

и ресинка в трусы

тоже дифицит.

Мы посоветовали Олегу послать стихи о перестройке в „Радянський прапор”, конотопскую газету. И он послал. Но через час после того, как бросил письмо со стихами в почтовый ящик, испугался: как бы чего не вышло! И попросил вернуть письмо назад. На это мы ему сказали, что уже поздно, письмо никак не изъять из ящика. Но ты, Олег, не переживай, сказали мы, все будет хорошо, еще и гонорар получишь. Гонорара, конечно, он не получил, но и, насколько я знаю, не пострадал.

***

Я помню чудное мгновение

Перед домной зав отдилением.

Но вы Борис Никитич, сидите в своїм кабинете,

И не знаете, что в нас в отделении есть люди

В которих дети есть, и вам небезрозлично к ним,

И вы должны помоч, чтоби люди не болели

В вашом отдилении.

Но это неврология она всегда билá

Есть люди у которих нерви не в порядки,

Гениев же нет.

Но вы меня не мучайте я ж не больной,

А только на обследування. А вы ко мне как к

Дойной корове за мочой.

И вот лежу на койке в больници родной,

Как на именинах у подруге родной.

***

Я не поет я только вчусть уменя що все впереди, но нада быть  поет нада быть здесь. Хто был здесь тот знае что наша больница налутша на весь район потму чта на вторую нехватет валют (без комментариев).

***

Его выражение: очколист (окулист)

***

Всем, кто лежал в больнице, необходимо было сдавать какой-то там анализ мочи (на сахар, кажется): сутки отливать в трехлитровую банку. Каждому ставили в туалете персональную посудину с наклеенной фамилией, куда и следовало опорожняться. И вот после суточных упражнений банку Олега унести анализировать, а затем объявили: у тебя, мол, сахар найден, нужно для уточнения еще разок сутки помочиться. Олег был страшно возмущен: почему это ни у кого не нашли, а у меня нашли?! Тут мы, его сопалатники, и разъяснили парню: это, видишь ли, какая-то сволочь тебе в банку сахара насыпала, откуда ему у тебя взяться, у такого молодого? А, сказал Олег, так вот в чем дело! Ну, значит, не буду я второй раз наполнять банку! Но – надо, Олег! И что же он придумал, чтобы уберечь свою банку от посягательства неизвестных негодяев? Он притащил ее к нам в палату! Мы его, ясное дело, вытолкали. А что же мне делать, спросил Олег. Ведь насыплют опять, гады! Советуем: отдай на сохранение дежурной медсестре. И он понёс! И попытался поставить ей под стол! Что ему сказала сестра, мы не знаем, но наверняка не ласковые слова. Олег был в отчаянии – никто не хотел охранять его банку. И тогда мы посоветовали обратиться к заведующему отделением. И он, с этой банкой в руках, где уже плескалось сколько-то миллилитров, отправился в кабинет заведующего. Но по дороге его перехватила старшая медсестра, которой Олег попытался втолковать, что, мол, ему в банку… и никто не помогает сохранить в неприкосновенности… и т.д. Она ему, конечно, вставила по первое число, велела отнести банку в туалет и не забивать себе и людям голову глупостями. Но он, чудила, несколько раз вставал ночью и проверял, не посягает ли кто на его бессахарную мочу.